Лапти болотного князя
Шрифт:
– Не веришь?… Давай считать за что тебе платят… Водитель – раз, трюкач – два, охранник – три, козлоящер – четыре и дурак пять…
На счет пять Андрей завел двигатель. Как зайцы мы порскнули в чью-то калитку. Переведя дыхание на соседней улице, Данила заявил:
– Ну и развели мы лоха. Как ты думаешь, он обиделся?
– На что?
– Что я приплел сюда Княгиню!
– А при чем здесь она?
– Он, Андрей, к ней видал, неровно дышит, – пояснил Данила. – тяжело будет ее на красавицу Катеньку поменять, но ничего, мы, что-нибудь
– А зачем это тебе надо? – удивился я.
Мой дружок ответил почти как философ:
– Форма должна соответствовать содержанию. Представляешь, как я рядом с нею буду на экране смотреться!.. Михалыч, если ей роль даст, то потом и нам, ее племянникам ни в чем не сможет отказать. Главное Катеньку красавицу правильно ему подсунуть. Я недавно книжку читал, про Мату Хари, так вот…
– Придурок! – перебил я его, – ты хоть в массовку попади!
– Это не вопрос, – самоуверенно заявил Данила, – главное давить на него сразу с нескольких направлений. Победа – нигде легко не дается.
Глава 3. Зеркальное отражение
Не смыв с лица маску дикаря, с драконовским гребенным наростом на голове мы влетели во двор, к нашей подружке Насте.
– Дрыхнешь соня, до обеда? – приветствовали мы ее.
Она обиделась и съязвила:
– Вы бы лучше в таком виде здесь больше не показывались!
– А что случилось?
– Соседи ребенка повезли от заикания лечить. Сначала думали икота, а потом про вас вспомнили.
– А не врешь?
– Только уехали.
Чем хорош прикид под ирокеза с Данилиными усовершенствованиями, так это своей универсальностью. Как только тень тревоги набежала на его сократовское чело, мой дружок пришпоренный дурными предчувствиями сунул голову в бочку с дождевой водой. Мыло, цементирующее гребешок, моментально растаяло, потекло и смыло со щек нарисованную углем и зубной пастой маску дикаря, и через минуту умытое розовое лицо моего дружка светилось счастливой улыбкой баловня фортуны.
– Мы теперь с Максом не ирокезы, – успокоил он нашу подружку, – мы теперь станем их зеркальным отображением.
Смывая модную дурь следом за своим приятелем, краем уха я прислушивался к бестолково-язвительному разговору Насти и Данилы.
– Дурак, он и в Польше дурак, его учить, что мертвого лечить. Что ты можешь в зеркале увидеть, какое отражение?
– Если я в зеркало посмотрю, – загудел Данила, – то увижу – умное лицо. А вот что ты в нем по полдня высматриваешь, мне непонятно? Прышики, что ли?
– Я любуюсь собой! – нахально, заявила Настя.
– Ну и любуйся, кому ты была нужна?
– А ты кому нужен?
– Я?…Я всем нужен. Ты знаешь, что кино приехало?…Между прочим, кинорежиссер Михалыч берет меня на заглавную роль. Вот! Не то некоторых…
Боже мой, в словах не передать какие только эмоции внезапным шквалом не пронеслись на побледневшем, страдальчески обиженном лице нашей подружки, когда я, подтверждая его глупый треп, кивнул головой.
– Есть такое дело! Дуракам, всю жизнь везет.
– А что…, а где…, а как?
Пришлось Даниле, напрячь фантазию. Я слушать не стал его брехню, а она поверила. Как блюда за праздничным столом, одно чувство у Насти, сменялось другим. Недоверчивость сменилась завистью, потом обидой на нас, и под конец проклюнулась честолюбивая надежда на свой собственный фарт.
Настя, не стесняясь нас, вела форменный допрос и одновременно рассматривала себя в зеркало, висевшее над рукомойником во дворе. Ее родители, приехавшие на обед, подтвердили сногсшибательную новость, что у нас за городом будут снимать отдельные эпизоды исторического фильма, и что завтра в девять утра будет набираться массовка.
– А Данила в нем князя будет играть, вот! – объявила им дочь.
Мой дружок скорее потянул меня за руку. Навешать лапшу на уши современным предкам нашей подружки будет тяжеловато, это не легковерная Настя.
– Куда же вы, а обедать?
Честно говоря, я бы тоже отведал тарелку украинского борща у Настиных родителей. Ее мать знала какой-то особенный секрет его приготовления. В любое время года капуста так и хрустела на зубах. Однако град вопросов, ответы на которые не знал Данила, прибил на корню, проклюнувшиеся было ростки моего аппетита.
– Как-нибудь потом, – сказал мой дружок.
– Ты чего? – зашипел я на него. – Приглашают же!
– Сначала дело.
У калитки нас догнала Настя. Она теперь полностью нам поверила. Раз мой дружок Данила отказался от обеда, значит дело, того стоило. Чревоугодие у него всегда стояло на первом месте. Оттащить его от стола, можно было только одним способом, сказать, что рядом ждет еще более богато сервированный стол. Настя с надеждой смотрела на пустобреха, как будто именно он, был главным режиссером.
– А как же я?
Вопрос предполагал ее участие в фильме. Мой дружок остановился.
– Но ты же не просишься никуда, даже в массовку.
– Как не прошусь, прошусь!
Так, как оглядел Данила Настю, только барышники оглядывают на ярмарке коня, с ног до головы. Он, только что не похлопал ее по крупу, и в рот пальцем не залез, оглядывая зубы.
– Ладно, на побирушку потянешь. Я с Михалычем поговорю. Жди нас…Одна не ешь…Через час вернемся… И деньги гони, сто пятьдесят рублей.
– У родителей сейчас спрошу! – обрадовалась, еще одна внезапно поглупевшая любительница кино.
Запыхавшаяся, она вернулась с тремя пятидесятирублевыми купюрами в руках.
– На взятку?
– Догадливая.
Я думал, что он меня потянет сейчас в гостиницу, где остановилась киногруппа. А у него созрел свой гениальный план внедрения в чужой фильм. Предвосхищая мой вопрос о наших ближайших намерениях, он заявил:
– Делать сейчас там нечего, у этих жалких…как их…
– Комедиантов?
– Дили…дили…
– Дилетантов?
– Ага!.. Видал ты Макс, чего им не хватает?
– Чего?