Ларс III

Гросов Виктор

— И ты думаешь, что сможешь этого достичь, воюя со всеми подряд? — Филипп рассмеялся. — Ты наивен, Ларс. Мир — это хаос. И только сильная рука способна навести в нем порядок.

— Сильная рука, которая ворует беременных женщин и навязывает свою волю другим? — спросил я. — Нет, Филипп. Я не верю в ваш порядок. Он основан на лжи, насилии и страхе.

— А на чем основан твой порядок, Ларс? — спросил Филипп, — На силе топора? На законах крови? Это путь варвара, а не правителя.

— Мой порядок основан на справедливости, —

ответил я, — Я не хочу править миром, Филипп. Я хочу, чтобы каждый народ сам решал свою судьбу.

— Красивые слова, Ларс, — сказал Филипп, покачав головой. — Но это всего лишь утопия. Мир слишком сложен, чтобы им управляли такие идеалы. Нужна единая сила, единая воля, единая вера. И Триумвират готов стать этой силой.

— Ты хочешь объединить мир под своей властью, — сказал я, — навязать всем свои порядки. Ты хочешь придумать правила, которые сам же потом будешь менять, если они тебя не устроят. Знаю, проходили… Но ты забываешь, что люди не стадо овец. Они будут сопротивляться. Они будут бороться.

— Пусть сопротивляются, — холодно ответил Филипп, — я готов к этому. У нас есть сила, у нас есть ресурсы, у нас есть даже вера. И мы победим.

— Филипп, — я хмыкнул, — рано или поздно твоя империя рухнет, как рухнули все империи до нее. Уж Риму это должно быть известно, — и да, Рим — мой. Держи Буллу Лотаря, — заявил я, передавая письмо франкского соимператора.

Филипп на мгновение замолчал. Он взял письмо и разорвал, не читая. Его скулы напряглись. Он сделал знак одному из своих спутников.

Рогволд. Тварь подколодная с улыбкой гиены, растянувшейся в лопатообразной бороде. Он вынес вперед небольшой сверток из ткани. Развернув его, Филипп показал мне что-то знакомое. Деревянный протез Радомысла!

— Ты знаешь, что это? — спросил он с ледяным спокойствием.

— Протез Радомысла, — прохрипел я, чувствуя, как гнев и боль сдавливают мое горло.

— Верно, — кивнул Филипп, — твой дядя, верный друг и советник слишком мешал. Он стал… обузой.

Я сжал кулаки, пытаясь сдержать ярость.

— Ты заплатишь за это, Филипп! — прорычал я.

— Возможно, — ответил он, не дрогнув, — но сначала тебе придется пройти через меня. И через нее.

Он снова сделал знак, уже другой рукой, и над воротами Рима показалась женщина. Молодая, красивая, с большим животом. Милена… моя жена! Ее держали за руки с двух сторон. Рот был закрыт кляпом.

— Милена! — воскликнул я.

Я непроизвольно схватил близнецов. Омуртаг и Метик сдержали меня.

— Не волнуйся, с ней все в порядке, — усмехнулся Филипп, — пока что. Она в надежных руках. И будет оставаться в них до тех пор, пока ты не примешь правильное решение.

— Какое решение? — прорычал я, чувствуя, как холодный пот выступает на моем лбу.

— Решение присоединиться ко мне, Ларс, — сказал Филипп, — вместе мы можем изменить мир. Вместе

мы можем создать новый порядок. Подумай о своей жене, о своем ребенке. Подумай о будущем.

Я смотрел на Милену, на ее испуганные глаза, и понимал, что попал в ловушку. Филипп держит в руках все карты. Он знает мои слабые места и готов использовать их против меня. Если Радомысл убит, то и Эстрид мертва? Я слишком многих близких мне людей потерял. Сокол. Гостомысл. Руяна. А теперь — Радомысл и Эса?

— Я… мне нужно время подумать, — сказал я, не в силах отвести взгляд от Милены.

— У тебя есть время до заката, — сказал Филипп. — А потом… потом будет поздно.

Тяжесть принимаемого решения навалилась на меня, словно каменная плита. Я развернул коня и медленно побрел к своему войску, находящемуся в оцепенении от увиденного. Омуртаг с Метиком молча ехали рядом, понимая, что сейчас любые слова будут лишними.

Лагерь был разбит в спешке, на низком холме в нескольких километрах от городских стен. Сотники расставляли воинов, организовывали дозоры и оборонительные сооружения. Гардарцы, привыкшие к суровой жизни и дисциплине, быстро разбили лагерь и приводили его в боевую готовность, но в их глазах читалось беспокойство и недоумение.

Я, спустившись с коня, сел на землю, опираясь спиной о ствол старой оливы. Достав из сумки карту, я расстелил ее перед собой, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Мысли путались, а сердце разрывалось от боли и гнева. Филипп оказался куда более коварным и опасным противником, чем я предполагал.

— Что будем делать, Ларс? — спросил Метик, присаживаясь рядом.

— Я не знаю, — честно ответил я, — Филипп держит все козыри. Он знает, что я не могу рисковать жизнью Милены и ребенка.

— Но и сдаваться ему нельзя, — сказал Омуртаг, — он же просто использует нас в своих целях.

— Я понимаю, — кивнул я, — но что мы можем сделать? Штурмовать Рим без осадных орудий — безумие.

— Время у нас есть, — сказал Метик, — до заката. Может, что-то придумаем.

— Да, — согласился я, — нужно что-то придумать.

В этот момент к нам подбежал один из разведчиков:

— Царь! Со стороны моря приближается большое войско!

Ларс вскочил на ноги.

— Кто это? — спросил он.

— Неизвестно, — ответил разведчик, — но, судя по одежке, это не римляне.

— Нужно встретить их, — сказал я, — Омуртаг, отправь воинов, пусть разведают, кто это.

Болгарин кивнул и сам собрал отряд. Он поскакал навстречу неизвестному войску, а я с Метиком остались ждать.

Время тянулось мучительно медленно. Солнце клонилось к закату, а от Омуртага все не было вестей. Напряжение нарастало с каждой минутой.

И вот, наконец, на горизонте показались всадники. Болгарин скакал во главе отряда, а за ним — несколько человек в богатых одеждах.