Ласковые имена
Шрифт:
Последующие день-два оба провели за траханьем, а в промежутках вместе предавались фантазиям, как они вдвоем поедут на грузовичке по Калифорнии. Самому Ройсу не приходилось бывать дальше Навасоты, но поездка казалась ему заманчивой. Каждый день он лежал, раздумывая, как отправится на Лайонз-авеню и заберет грузовичок, но всякий раз ему приходило в голову, что до тех пор, пока у Ширли начнется отпуск, он ему не понадобится, поэтому он не сдвигался с места, напиваясь пивом.
Рози очень слабо представляла себе примирение Ройса с Ширли, но был еще один человек в Хьюстоне, имевший об этом еще меньшее представление. Этим человеком был Мич Макдональд. Когда после истории в Джей-Бар
– А что слышно от твоего старого приятеля Ройса?
– Не твое собачье дело, ты, старый педик, – грубо огрызнулась Ширли. За пятнадцать лет работы в баре она набралась вульгарных привычек в обращении.
– Да ладно тебе, мы с Ройсом лучшие приятели.
– Тогда почему ты здесь стараешься закадрить его девушку?
– Ты не всегда была его девушкой, – заметил Мич.
– И ты не всегда был таким вонючим старым хорьком.
– Еще слово и получишь прямо в рот, – пообещал Мич.
– А ты, скотина, только пальцем до меня дотронься, и Ройс тебе вторую руку выдернет.
Первый вечер обольщения закончился для Мича на этой необнадеживающей ноте, но он не отказался от своей цели. Решив, что лучше всего прибегнуть к деликатному обращению, назавтра он подарил Ширли коробку вишни в шоколаде.
– Это, чтоб ты знала, что у меня сердце на месте, – сказал Мич. – С тех пор, как у нас была любовь, я научился некоторым новым штучкам.
– Про какие это новые штучки ты говоришь? Бессердечная Ширли раздала конфеты водителям грузовиков, занявшим целый стол.
Пережив это унижение, Мич решил воздействовать на нее молча. Каждый день он приходил в бар, вкладывая в пиво по несколько долларов. Давая Ширли понять, что страдает, но страдает смиренно, он все надеялся, что та может в любой момент увязаться за ним до его дома и прыгнуть ему на колени. Вместо этого однажды она, влетев в бар, объявила, что Ройс вернулся.
– Ройс? – сказал Мич. Это был удар молнии.
– Ага, он разводится, и мы с ним поженимся, как у нас будет время, – радостно объявила Ширли.
– Значит этот убогий сукин сын опять бросил жену с детишками, – сказал Мич. – Ах ты лживая тварь! Ах ты сволочь гулящая! Вы еще пожалеете! Я до вас обоих доберусь!
После этого Мич переместился со своими вложениями в «Усталого лентяя». Он знал, что Ройс рано или поздно там появится, что Ройс и сделал. Тем временем Мич приноровился проводить ночь за бутылкой бербона, [6] а за день приходил в себя после ночного пьянства. Как только Ройс притащился в бар, Мич объявил о своих намерениях.
6
Бербон – кукурузное или пшеничное виски.
– Никогда не думал, что ты трус, – начал он, обдавая лицо приятеля винными парами.
– Ты – пьяный, – сказал Ройс. Вообще-то, лежа целый день у Ширли в обществе одного Барстоу, он соскучился. Обрадовавшись встрече с Мичем, Ройс пропустил его замечание мимо ушей.
– Скажи мне одно. Скажи мне одно. Зачем ты украл мою девушку?
Ройс
– Эй ты, дерьмо бессловесное. Ты этой девушки не стоишь. Ты никуда не годишься. Ты и негритянке не подойдешь.
Ройс сохранял молчание. Он никогда не был склонен реагировать па оскорбления, кроме того Ширли была – его. А пока Ширли – его, и говорить было не о чем.
– Пива хочешь? – спросил он, жестом подзывая Губерта Младшего.
– Ты не слышал, что тебе говорят? – разозлился Мич. – Я ж тебя обозвал всеми словами на свете. Я с тобой даже пить не буду.
Ройс с благодарностью придвинул пиво к себе. Из Мича не получалось хорошей компании.
– Ты пьян, старый сукин сын, – повторил он.
– Черт возьми, Данлап, у тебя башка как из кирпича. – От мысли, что такой болван будет трахать такую чувствительную особу, как Ширли, Мич стал приходить в ярость.
– Небось ты думаешь, что раз я калека, то и драться не стану? – добавил он. – Даю тебе два дня сроку, чтобы ты выметался из ее дома, а если нет, то я из тебя кишки выпущу. Губерт Младший – свидетель.
– Я не хочу быть свидетелем, когда кто-то клянется в убийстве, – занервничал Губерт Младший. С тех пор, как открылся «Усталый лентяй», не проходило и дня, чтобы до него не доносились чьи-нибудь страшные угрозы, значительное число которых потом было исполнено. Он не понимал, как Мичу удастся убить такого крупного мужчину как Ройс, но Мич разрешил этот вопрос прежде, чем Губерт успел его задать.
– Чтобы удержать пистолет, хватит и одной руки, Данлап, – сказал Мич, выдыхая еще порцию паров виски в лицо Ройса. – Я из тебя выбью кишки, если ты не оставишь Ширли в покое.
После новых угроз Мича, оставленных Ройсом без ответа, разговор иссяк. Мич отправился в свое однокомнатное жилище на Кэнэл стрит, чтобы еще поднапиться, и тут ему пришло в голову, что если Ширли когда-нибудь надумает рассказать Ройсу про вишни в шоколаде, то тот его очень даже может убить. Перспектива была зловещей, и чем дольше Мич ее обдумывал, тем реальнее она казалась. В эту ночь ему не удалось даже с помощью бутылки бербона избавиться от этой мысли, а на следующее утро он поплелся, пошатываясь, по Кэнэл стрит в оружейный магазин Сана и купил там за четыре доллара девяносто восемь центов отличное мачете в полном сборе – с ножнами. Он хотел было купить пистолет за двадцать долларов, но подумал, что пистолет может дать осечку. А Сан объяснил ему, что мачете ни при каких обстоятельствах не дает осечки. Он даже приложил к нему наждак для наточки.
В последующие три дня Мич пил и точил, точил и пил, и настроение его ухудшалось. С каждой минутой в нем нарастала ненависть к Ройсу и Ширли. Его мозг зажегся ревностью, подобно большой электрической лампе. Каким-то образом цепь, от которой зависело ее выключение, нарушилась, так что лампа все горела и горела. Через три дня, проведенных за затачиванием и пьянством в одиночестве, Мичу стало казаться, что ему, чтобы его не убили, остается только одно: пойти и с помощью мачете отрубить Ройсу яйца. А без них он едва ли будет способен кого-либо убить.
Вскоре возбужденное сознание Мича превратилось в поток ревнивых мыслей, и в нем развилась великая жажда мести. Ройс с Ширли оскорбили в нем его мужское начало. От затяжного пьянства в Миче всегда, рано или поздно, разрасталась злость, он думал о потерянной руке и одинокой жизни, и однажды ночью, уже ни о чем не думая, он обнаружил, что ковыляет по Харрисбургу с мачете под мышкой. Час пробил – отмщением им станет преисподняя. Когда они откроют дверь, посмотрят и увидят его с мачете, они пожалеют.