Ласточка-звездочка
Шрифт:
— Какие финачи? — поразился Гришка. — Это Аба, что ли, натрепался? Смотри, обыкновенный складной.
Гришка поднял брюки, покопался в кармане, достал большой нож и открыл лезвие. Сергей, сжав палку, внимательно следил за ним. Ему показалось, что Гришка на мгновение напрягся. Но Гришка тотчас опять расслабился.
— Вот, смотри, — сказал он. — На хуторе магазин хозяйственный, там таких сколько хочешь. Двенадцать рублей. Попроси деревенских — тебе привезут.
— При чем тут Аба? — сказал Сергей, не двигаясь с места. — При чем тут Аба?
И все-таки Гришка не испугался. Он лишь хотел действовать
— Как же ты ныряешь в эту лужу? — тянул время Сергей. — Тут самая глубина — полметра. Нырнешь головой в грязь. А если камень?
— Надо уметь нырять, — сказал Гришка. — Надо не прямо в воду входить, а еще в воздухе выгнуться. Тогда тебя сама вода наверх выбросит. Не то что полметра — двадцати сантиметров хватит.
— Трепешься.
— Чего треплюсь! Сам по-топориному, думаешь, и другие так?
Гришка, щупая пальцами ноги пыльную и уже прохладную землю, двинулся к воде.
— Тут вообще-то и поглубже места есть. Знать только надо.
Он встал на краю невысокого сыпучего обрывчика, зябко шевельнул лопатками — под кожей мягко обозначились мускулистые веревки, — небрежно поднял руки над головой и, не сгибая ног и корпуса, слегка осел. Потом, оттолкнувшись будто одними пальцами ног, описал в воздухе короткую, но плавную дугу и вошел в воду. Прыжок и совсем бы получился красивым, если бы при толчке Гришка не обрушил с обрывчика увесистую глыбу земли, которая хлюпнула вслед за ним в воду.
«Раз, два, три, — начал Сергей считать секунды, которые Гришка пробудет под водой, — десять, одиннадцать… двадцать один… тридцать». Гришка явно вознамерился его поразить: загребет под водой в сторону и вынырнет где-нибудь, где Сергей не ожидает его увидеть. Старая шутка!
Сергей стал искать на поверхности пруда воздушные пузыри — след Гришкиного движения под водой. Пузырей было сколько угодно. Мутновато-серые, мелкие и крупные, они копились у противоположного, заросшего камышом и болотистой травой берега. Но это были постоянные, неподвижные пузыри. Затянутые пылью. Пузыри, взрывающиеся на воде от дыхания человека, совсем не такие.
«Шестьдесят… шестьдесят пять… семьдесят». Сергей перестал считать и почувствовал, как стало тихо над прудом. Вот только он один стоит, и эти мутные пузыри, неподвижные, никогда не лопающиеся, и гладкая поверхность пруда, тихо млеющая под еще горячим, но уже не жарким осенним солнцем. Но не эту обычную степную тишину он слушал. Вот сейчас должны были раздаться шумный всплеск, фырканье, хлопки Гришкиных ладоней по воде, а ничего этого не было — тихо.
— Гришка! — крикнул Сергей. — Эгей! Выныривай!
И сам не поверил своему голосу — такой он стал неестественный. Гришка уже не мог вынырнуть — это было понятно по пугающей тишине, все накапливавшейся и
Гришка недалеко уплыл — уже через десять шагов Сергей наткнулся на него. Самое страшное было нагнуться — Сергей с головой погрузился в воду — и подхватить Гришку под мышки. Гришка выскальзывал из Сергеевых рук, словно не хотел подниматься на поверхность. Потом Сергей увидел посеревшее, как пузыри у противоположного берега, неживое лицо и поволок Гришку к берегу. Сергей постанывал от страха. Ему хотелось убежать, в спешке он дважды ронял тело в воду. У берега, на мели, Гришкино тело сразу стало тяжелым, и Сергей с трудом выволок его на пологое место.
В ковше, на плавучей базе, их учили правилам первой помощи утопающему. Сергей сгибал и разгибал безвольные Гришкины ноги, толкал их к животу. Сводил и разводил Гришкины руки.
— Ну же, ну же, — шептал Сергей, — ну!
Его бил озноб.
— Что же ты!
Потом Сергей увидел Слона и Мешкова и прикрикнул на них;
— Помогайте!
Минуты через две у Гришки изо рта хлынула вода, к лицу медленно стал приливать теплый цвет, он застонал и открыл невидящие, мутные глаза.
— Всё! — сказал Сергей. — Ожил. Ну, вы тут дальше сами. Я пошел.
Он двинулся по тропинке вверх, подобрал свои брюки и рубашку, отряхнул с них грязь — рубашка была безнадежно запачкана — и все не мог отделаться от недоумения: что же это он сделал? Несколько минут назад, когда он со страхом понял, что Гришка не выплывет, что он утонул, Сергей вдруг почувствовал огромное облегчение. С него свалилась гора, давившая много-много дней. Сергей тогда бросился бежать от пруда, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Он бежал, но понимал прекрасно: никого он не успеет найти так быстро, чтобы Гришку еще можно было спасти. Спасти, во всяком случае попытаться спасти, мог только он сам. А он убегал от пруда. Убегал до тех пор, пока не почувствовал, что на него наваливается еще более страшная тяжесть. Тогда он вернулся. И вот теперь Гришка жив. И, наверно, все опять, пойдет по-старому, и к Сергею опять возвратится напряжение, которое совсем недавно лишь на минуту оставило его.
Напряжение вернулось. Правда, было оно теперь не таким сильным, пригашенным брезгливостью. Гришка довольно быстро поправлялся. Он ходил за Сергеем.
— Я думал, ты фраер, — благодарил он его, — а ты человек. Ты думаешь, Гришка Кудюков ничего помнить не умеет? Теперь, если тебе что… Понял, да?
И он смотрел на Сергея сентиментально повлажневшими глазами.
— И матушка моя будет благодарить. А мне только скажи. Ну вот, хочешь, при тебе Слону в морду дам? Хочешь? А Чекин и Камерштейн тебя слушают? Если что, я их сразу… Понял? Ты им так и скажи: Кудюков задавит. Или я сам скажу. Хочешь? Ты мне жизнь спас!