Лавандовое поле надежды
Шрифт:
– Потанцуем, Ракель? – предложил он, пытаясь растормошить сестру.
– Что? – отпрянула она.
Ракель была самой хорошенькой из сестер и самой жизнерадостной, а смеялась до того заразительно, что вся комната разом подхватывала ее смех. В людях она замечала только хорошее. Тем ужаснее было видеть ее усталой и подавленной. Но Люк твердо решил – сегодня он не потерпит никакой грусти. В себе – и то не потерпит. Он выведет семью из мрака.
Молодой человек опустил иглу на виниловый диск, и бархатные звуки кларнета возвестили начало
– Люк… – предостерегающе начала девушка, однако он уже направлялся к ней танцующими шагами.
Гитель, захихикав, хлопала в ладоши, Ида у плиты начала тихонько подпевать и покачиваться. Якоб во все глаза смотрел на своих детей.
Люк с улыбкой распростер сестре объятия, позволяя музыке унести себя на волнах счастливых нот. Сейчас во всем мире имели значение лишь томная песня Арти Шоу, смех Ракель и вновь заискрившиеся огромные темные глаза Сары. Даже Голда вроде бы вышла из непонятного оцепенения. Ракель засмеялась, и на лице матери появилась дрожащая улыбка.
– Люк! – повторила Ракель, но он легко подхватил ее и закружил по комнате, да так, что длинные черные волосы девушки взметнулись в вихре.
– Тсс! Представь, что я Марсель, и танцуй.
Сестра наконец расслабилась и позволила вести ее в танце по комнате.
Гитель возбужденно прыгала вокруг.
– Моя очередь! Ну пожалуйста! Ой, ой, смотрите. Папа с мамой танцуют!
Сердце Люка едва не разорвалось от радости при виде того, как отец с озорной искоркой в глазах обводит свою жену вокруг стола и начинает кружиться с ней в медленном вальсе, щека к щеке, точно юные влюбленные. Они сейчас находились в своем собственном маленьком мирке. Ида, улыбаясь сквозь слезы, смотрела на них от двери.
Гитель вертелась вокруг родителей, пытаясь вклиниться и танцевать с ними.
– Погодите, заведу эту песню еще разок, – сказал Люк. Ему не хотелось, чтобы магия закончилась.
– Эй, Ида, – окликнул Вольф самую старшую из собравшихся. – Не возражаешь против хромого партнера?
Под ободряющие крики и аплодисменты внуков Ида сняла передник, и вскоре танцевали уже все. Музыка разбила злые чары. Пусть всего лишь на один вечер, но семья вновь смеялась и любила.
Поменялись партнерами. Люк наклонился пониже, чтобы потанцевать с матерью.
– И когда ты успел вырасти таким высоким, сынок? – со слезами спросила она.
Ему не хотелось отвечать, что это не он вырос, а она усохла.
– За время войны, мама. Господь даровал мне длинные руки, чтобы обнять вас всех… чтобы уберечь вас.
Она была такой хрупкой – вот-вот сломается.
– Мы должны защитить Гитель, – прошептала Голда.
– Не тревожься.
По щеке у нее покатилась слеза.
– Папа с Вольфом тебе рассказали…
Люк покачал головой.
– Мама, не надо! Ничего не изменилось. У меня нет другого дома, кроме нашего.
Отдавшись потоку музыки, он молча танцевал с матерью.
Когда игла зацарапала по пустому винилу, Якоб обратился к семье:
– Давайте же преломим хлеб и вознесем хвалы за то, что мы вместе.
Под присмотром Иды Люк принес чугунок на стол, радуясь, что настроение в комнате стало гораздо лучше. Якоб разложил рагу по тарелкам, и разговор очень скоро перекинулся с Парижа на предстоящий сбор урожая.
– Начнем в четверг, – предложил Люк. – Уродилось все на славу.
– За четверг! – Отец, сияя, поднял бокал. – И за тебя, сынок, за нашего хранителя лаванды.
– Jeudi! За четверг! – хором отозвались все. Новый сезон, новый урожай… но в первую очередь все пили за надежду.
Одна Голда не улыбалась. Она перебирала и перебирала взглядом родных, будто никак не могла поверить, что все здесь, все вместе.
Гитель взяла ее за руку.
– Мама, хватит волноваться! Мы снова в Провансе, да и вообще, моя подружка Мириам говорила, немцы хотят забрать только тех евреев, которые приехали из-за границы. Так что нам уж ничего не грозит.
Попытка утешить мать, полная наивной веры девятилетнего ребенка в собственную неуязвимость, словно проколола мыльный пузырь надежды, что только-только начала зарождаться в сердцах собравшихся.
– Я передумал, – внезапно заявил Люк. Он твердо вознамерился уберечь семью от тревог, а найдется ли место безопаснее, чем их лавандовые поля? – Начнем в понедельник. Участвовать будут все. Мама, Саба, готовьтесь стряпать на всю честную компанию. В этом году дополнительных помощников у нас не будет, придется самим.
5
Праздничное возбуждение первого дня сбора урожая обычно распространяется по всей деревне. Лавандовым полям почти не нужен уход – лаванда растет сама по себе, не требуя полива, так что настоящая работа начинается в пору жатвы. Жаркие споры всегда разгорались по поводу того, пора уже начинать или нет. Местные пчеловоды всегда уговаривали немного повременить, а парфюмеры даже в военное время хотели поскорее получить масло.
Лоран Мартин, друг детства Люка, происходил из семьи потомственных пчеловодов. Его семья и семья Боне были неразрывно связаны друг с другом. Без пчел лаванда не будет опыляться, а без лаванды семья Мартина не смогла бы зарабатывать на жизнь.
По теории Лорана, счастливые пчелы увеличивают доход Люка на десять процентов. Люк только закатывал глаза, однако обычно откладывал начало сбора урожая на несколько дней, чтобы сделать приятное Лорану. Только не в этом году.
Лоран отыскал Люка на лавандовых полях рано утром, когда даже птицы еще не завели утреннюю перекличку.
– Это правда? Вы начинаете сегодня?
– Не стал бы я шутить в таком важном деле.
– Мои пчелы не готовы.
Люк засмеялся.
– Они никогда не готовы.