Лавка старинных диковин (сборник)
Шрифт:
– Выбора-то нет, – хмыкнул Дэн, вынув моток веревки. – Рыбачка будет у нас на крючке. Станет дурить – вытащим и отшлепаем. Джейк, лично займешься.
Тот на минуту задумался, потом кивнул:
– Неплохая мысль. Не поем рыбки, так отшлепаю русалку. И не только отшлепаю.
Мужчины снова загалдели, наперебой перечисляя варианты этого «не только». Подмигнув снова, Дэн туго затянул узел на моей талии.
– Теперь никуда не денется, – ухмыльнулся он и, схватив меня за руку, поволок к ручью. – Ты уж постарайся, девочка, иначе худо будет. – И столкнул с берега, украдкой сунув мне в руку какой-то предмет.
Лишь
– За работу, крошка! – скомандовал Дэн и стал травить веревку.
Я нырнула, ощущая настоящее блаженство. Нож был тупой и не резал, но, орудуя его концом, мне удалось развязать узел. Освободившись, я поплыла по течению, понимая, что рано или поздно оно приведет к морю.
Следующие несколько часов, опасаясь погони, я плыла и плыла без остановки, держась у самого дна. Не знаю, почему Дэн дал мне нож. Наверное, у него была жена или сестра, а может, и дочка, которую он искренне любил когда-то, прежде чем мир сошел с ума.
Ручей вынес меня к реке, и я поплыла дальше, потому что все реки текут к морю.
Плыть в глубоких водах широкой реки было легко. Должно быть, как обычному человеку – ходить по ровной дороге. Только мне еще и течение помогало: направляло и держало на плаву, когда я уставала.
Проголодавшись, я поймала рыбу и съела, оставив лишь голову и хребет. Вкуснятина! Поймала еще одну и на елась до отвала.
После я лениво плыла по течению, почти не шевелясь и лишь изредка возвращаясь к середине реки. Страх оставил меня. Встреча с бандитами теперь походила на полузабытый кошмар. Даже Пайни-Бьют постепенно стирался из памяти.
Зато пробудились давние мысли и воспоминания. Например, сон, который я видела много лет назад, когда еще жила с Эллисон, своей родной мамой. В том сне она будто бы родила мне братика. Он лежал в белой колыбельке, такой крохотный, как птенчик. Да это и был птенчик с серовато-коричневыми крылышками и человеческим лицом.
Братик что-то прочирикал, но слов было не разобрать.
– Не понимаю, – вздохнула я.
Он снова зачирикал и выбрался из колыбели. Наверное, хотел сказать: «До встречи, Лина». Потом расправил крылья и улетел.
С тоской я глядела ему вслед. Такой славный, такой хорошенький. Жаль, что улетел. Мы ведь могли подружиться.
Много позже я рассказала свой сон Мэг и спросила, правда ли у меня есть братик.
Мэг ответила с присущей ей серьезностью:
– Никакого братика, тем более птенчика, у тебя нет. Ни я, ни Эллисон его не рожали.
– Он есть, есть! – не унималась я. – Такой малыш с перьями и крыльями. Я видела его во сне!
Мэг помотала головой:
– Это всего лишь сон.
– Он птенчик, крохотный такой птенчик.
– Чепуха, – отрезала Мэг, закрывая тему раз и навсегда.
Помню, я рассказала сон еще кому-то, кажется, ученому – тучному дядьке с широким унылым лицом и редеющей седой шевелюрой.
– Нет, милая, – ответил он, – власти бы не позволили подобный эксперимент. Никто в здравом уме на него не решится. Такая черепная коробка, как у ребенка из твоего сна, не вместит мозг с аналитической функцией. Для мелкого животного еще куда ни шло, но не для человека. Это всего лишь сон, Лина. Никакого братика не существует.
Хотелось спросить, большие ли
Река расширялась, по бокам темнел пологий берег. Солнце почти скрылось за горизонтом, становилось прохладно.
Наверное, я обмолвилась про счастье, ибо во сне зазвучал мужской голос:
– Счастье – это еще не все. Людям нужно умение приспосабливаться к переменам, творящимся в мире. Наши ученые разрабатывают несколько альтернативных вариантов человеческой расы. И тут нельзя ошибиться с выбором, иначе мы окажемся в эволюционном тупике. Когда мир рушится, никто не станет тратить силы на заведомо провальные эксперименты вроде твоего братика с крылышками.
– Лучше создавать людей-рыб?
– Пару лет назад считалось, что да. Океаны занимают семь десятых площади Земли. Гигантское и практически неосвоенное пространство. Плюс, в отличие от далеких планет, вполне пригодное для жизни.
– Где же тогда другие русалки?
Ученый пожал плечами:
– Где-то, наверное, есть. Подводный эксперимент приостановили несколько лет назад, отозвали финансирование. Власти решили, что новый вид не отвечает нужным параметрам. Видишь ли, жить в океане чересчур просто. Ни забот, ни хлопот, только плавай себе, лови рыбу, нет нужды работать на благо цивилизации. Слишком попахивает романтическим идеализмом. Не удивлюсь, если тебя создали в числе последних. С точки зрения будущего человечества перспективы у вас, русалок, в лучшем случае мизерные.
Я чувствовала, что он заблуждается, но не нашла чем возразить.
Вдруг в ушах раздался другой, очень знакомый голос:
– В принципе вполне возможно, но лишь при условии выхода нанотехнологий на более высокий уровень.
Говорил мистер Слейтер, учитель естествознания в школе Пайни-Бьюта. Он бредил нанотехнологиями, миниатюризацией и страстно мечтал вывести мини-расу. Габариты моего братика пришлись бы ему по вкусу.
– Главное, уменьшая количество, не потерять в качестве, – частенько объяснял он классу. – Только представьте масштаб выгоды! Вместе с ростом сократятся и потребности, тогда земных ресурсов хватит на века. Замысел предельно прост. Берем нанофабрику, производящую точную копию себя самой. Настраиваем систему так, чтобы каждое новое поколение размерами уступало предыдущему. Подключаем знания о геноме человека и получаем фабрику по производству мини-людей! А там рукой подать до микроминиатюризации. Теоретически никаких ограничений, кроме разве что размера белковой молекулы или даже атома.
– Но разве мини-человек сможет уберечься от опасности? – спросил кто-то.
Учитель пожал плечами:
– Насекомые же справляются, и куда успешней нас, а бактерии и вовсе совершенство.
– Но не бактерии творят историю! – возразили ему.
– Бактерии сами себе история! – взвился Слейтер. – Зачем им ее творить?
Конечно, он был чокнутым. И, увы, единственным естественником в Пайни-Бьюте.
За безмятежным плаванием и грезами я не сразу заметила, что река мельчает. Может, во сне меня вынесло к притоку? Берега тоже мелели. Вскоре глубина сделалась не больше фута, и вода все убывала. И вот я уже барахтаюсь в тине. На середине реки вода еще оставалась, но плыть было невозможно.