Лавкрафт
Шрифт:
Это сочетание кроткого «выкручивания рук» и воплей о помощи принесло результаты. В конце марта Лилиан Кларк написала Лавкрафту, что можно снять половину двухквартирного дома по Барнс-стрит, 10. Если ему понравится, то он и она могут жить там. Он ответил тотчас: «Ого-го! Бах!! Ура!! Ради бога, запрыгивайте в это жилище не медля ни секунды! Не могу поверить в это — слишком хорошо, чтобы было правдой!»
Соня сменила работу, но новая тоже была в Кливленде. Она сразу же приехала в Бруклин и умело взяла на себя всю заботу по сборам мужа и организации перевозки его имущества в Провиденс. Лавкрафт понимал, что много чего взял у Сони, а взамен отдал лишь самую малость. Он чувствовал укоры совести и действительно не отрицал низости своих действий: «Я никогда не встречал более поразительного бескорыстного и участливого отношения, при котором каждая денежная нехватка принимается и прощается, как только оправдывается неизбежностью, и при котором уступки распространяются даже на мои заявления (как обусловленные моими наблюдениями за воздействием меняющихся условий на мои нервы), что единственной важнейшей
372
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Л. Ф. Кларк, 22 декабря 1925 г.
Несмотря на это восхваление, есть основания полагать, что чувства Лавкрафта к Соне были двойственными. В последующие годы он редко упоминал ее, как и любую другую женщину, коли на то пошло — как будто он жил в одном из тех английских мужских клубов, в помещении которых не допускается произносить имена дам.
В одном из немногих поздних случаев, когда он все-таки упоминал Соню, он жаловался, что она «управляла» им. В действительности же Соня исполняла роли мужа, жены и матери семьи, в то время как он был фикцией мужа — мужчиной на содержании и трудным ребенком. Эти обстоятельства не могли не уязвлять его болезненное самолюбие. Чем более деятельной, умелой, великодушной и самоотверженной была Соня, тем наверняка больше его раздражал контраст между ними.
К пятнадцатому апреля все было упаковано и отправлено. «Банда» провела для Лавкрафта прощальное собрание, двое из них подарили ему книги. Семнадцатого он отбыл в Провиденс.
Соня собиралась поехать с ним, но из-за назначенной встречи для обсуждения предполагаемой новой работы она пока осталась в Нью-Йорке. Она последовала за Лавкрафтом в Провиденс позже.
Глава тринадцатая
ЖИВОЙ КТУЛХУ
373
Howard Phillips Lovecraft «Background», 11. 1–8 в «Fungi from Yuggoth and Other Poems», N. Y.: Ballantine Books, Inc., 1971, p. 134.
Лавкрафт взял с собой роман, чтобы почитать в поезде до Провиденса, но виды Новой Англии в окне так взволновали его, что читать он не смог.
Прибыв поздно вечером 17 апреля 1926 года, он обосновался в своем новом доме. Это был большой деревянный дом в викторианском стиле на Барнс-стрит, 10–12, в трех кварталах к северу от городка Университета Брауна. Лавкрафт и его тетя заняли часть половины дома под номером 10. Лавкрафт поселился на нижнем этаже, а Лилиан Кларк, которая пока еще не въехала, на верхнем. Энни Гэмвелл жила тогда в Провиденсе где-то в другом месте, в качестве компаньонки слепой женщины.
Через несколько дней Лавкрафт все еще распаковывал и разбирал вещи с помощью служанки Лилиан Кларк Делайлы. В. Пол Кук заглянул к нему и нашел, что Лавкрафт «…был без всяких сомнений счастливейшим человеком, которого я когда-либо видел: он мог бы позировать для картинки „После приема“ рекламы медикаментов… Его прикосновение было ласковым, когда он расставлял вещи по местам, а когда выглядывал в окно, его глаза сияли подлинным светом любви. Он был так счастлив, что мурлыкал — будь у него необходимый орган, он еще и урчал бы» [374] .
374
W. Paul Cook «In Memoriam: Howard Phillips Lovecraft (Recollections, Appreciations, Estimates)», самиздат, 1941, p. 16.
Сообщения Лавкрафта о возвращении домой были полны восторгов: «.. Поезд набирал скорость, и я испытывал тихие приступы радости возвращения шаг за шагом к бодрствующей и трехмерной жизни. Нью-Хейвен — Нью-Лондон — а затем старомодный Мистик с
Он добавил, что «моя жена будет здесь либо постоянно, либо наездами, в зависимости от достигаемых в данный момент деловых договоренностей» [375] . Он заглянул к семье Эдди: «Мы узнали об этом, когда однажды вечером в наших дверях раздался звонок… и там стоял Лавкрафт! Выглядел он вытянувшимся и исхудалым… а его руки были холодны как лед, когда он протянул их для дружеского рукопожатия!»
Переезд Лилиан Кларк был отложен на несколько недель из-за приступа невралгии. Когда же она переехала, для заключения определенных долговременных соглашений прибыла Соня. Она вспоминала: «Затем у нас была встреча с тетушками. Я предложила, что сниму большой дом, обеспечу хорошую служанку, оплачу все расходы, и обе тетушки будут жить с нами без каких-либо затрат или, по крайней мере, будут жить лучше с небольшими затратами. ГФ и я действительно договаривались о сумме арендной платы за такой дом с правом его покупки, если он нам понравится. ГФ использовал бы одну его половину в качестве рабочего кабинета и библиотеки, а в другой я бы вела свои дела. На это тетушки спокойно, но твердо уведомили меня, что ни они, ни Говард не позволят себе, чтобы жизнь в Провиденсе обеспечивала работа его жены. Так оно и было. Теперь я понимаю, на чем мы все стояли. Гордость предпочитала страдать молча — как их, так и моя» [376] .
375
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Ф. Б. Лонгу, 1 мая 1926 г.
376
Muriel Eddy «The Gendeman from Angell Street», Providence, самиздат, без обозначения даты, p. 17; Sonia H. Davis «The Private Life of Howard Phillips Lovecraft», неопубликованная рукопись из Библиотеки Джона Хэя, pp. 25f.
Для Лавкрафта было приемлемо жить на заработок жены в Нью-Йорке, но в Провиденсе, где их знали и где им необходимо было подчеркивать свое социальное положение, это было невозможно. Если уж на то пошло, приличной замужней женщине с трудоспособным мужем не должно было работать за жалование совсем.
Интересно было бы узнать чувства Лавкрафта, которые он испытывал, пока эти женщины занимались перетягиванием каната. Но во всех своих письмах за этот период он благоразумно замалчивает данную тему. Очевидно, склонный поначалу согласиться с предложением Сони, он неожиданно изменил свое мнение и принял — хотя бы и молчаливым согласием — точку зрения тетушек. В Нью-Йорке он изливал похвалы Соне за ее «изумительно благородное» отношение. Он заявил, что после того, что она сделала для него, он никогда ее не покинет: «Я надеюсь, что она не воспримет переезд чересчур уныло либо как нечто достойное осуждения с точки зрения верности и хороших манер».
«Отношение СГ во всех подобных вопросах такое доброжелательное и великодушное, что любой замысел долго временной изоляции с моей стороны показался бы едва ли не варварским и совершенно несовместимым с нормами хорошего тона, которые побуждают ценить и уважать самую бескорыстную и исключительную преданность» [377] .
Более того, он торопил Соню с приездом в Провиденс. Когда же наступил критический момент, он, в сущности, все-таки порвал с ней. Лавмэн заметил: «Лавкрафт обращался с ней — сознательно или же нет — бессердечно». Можно понять, почему Лавкрафт так и не обсуждал этот эпизод.
377
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Л. Ф. Кларк, 1 апреля 1926 г.; 6 апреля 1926 г.; 22 декабря 1926 г.
Возможно, уступчивость Лавкрафта по отношению к тетушкам была не просто слабостью в его намерениях, но выходом его собственного желания. Его замечание годичной давности о проживании в Провиденсе — «если я когда-либо заработаю денег, чтобы жить там как подобает члену моей семьи» — подразумевает, что он разделял мнение своих тетушек о подобающем для Филлипсов образе жизни на этой священной земле.
Такой человек будет либо содержать жену, либо же обходиться без нее. Находиться у нее на содержании — позор для имени семьи. Поскольку Лавкрафт не мог обеспечивать Соню и даже вносить свою долю в их совместные расходы, он спокойно позволил тетушкам прогнать ее. Таким образом, он уклонился как от супружеских обязанностей, так и от какого-либо чувства вины за их невыполнение.