Лайзл и По. Удивительные приключения девочки и ее друга-привидения
Шрифт:
По продолжало молчать. Узелок встал на призрачные задние лапки и, казалось, смотрел на девочку глазами, в которых блестело лунное серебро.
– Моя мачеха, – продолжала Лайзл, – меня к нему не пускала. Она говорила… она говорила, мол, он не хочет, чтобы я его видела больным и слабым. Да какая мне разница, больной он или нет? Я просто очень хотела повидать его… попрощаться. Но я не смогла… И не увидела, и не попрощалась… А теперь я его никогда больше не увижу!
Горло Лайзл свела невыносимая судорога. Она крепко зажмурилась и трижды мысленно по буквам
Ей очень нравилось это слово – «невыразимо». Когда она была совсем маленькой, отец часто читал ей книги. Настоящие взрослые книги с настоящими взрослыми словами. Если попадалось какое-нибудь слово, которого она не понимала, папа обязательно объяснял ей его смысл. Он был очень умный. Папа был ученый, изобретатель, университетский профессор…
Лайзл ясно помнила, как однажды они стояли под ивой, и отец повернулся к ней и сказал: «Я просто невыразимо счастлив быть здесь с тобой, Ли-Ли!» И она спросила его, почему так говорят – невыразимо, – и он ей растолковал…
Вот с тех пор ей и понравилось слово, обозначавшее чувство столь обширное и глубокое, что никакими словами не выразить.
Впрочем, люди все равно придумали слово для описания неописуемого словами, и это как бы дарило Лайзл некоторую надежду.
По наконец подало голос:
– А зачем ты хотела с ним попрощаться?
Девочка изумленно распахнула глаза:
– Потому что… потому что так всегда делают, если кто-то уходит.
По опять замолчало. Узелок свернулся на полу, слившись с лодыжками своего призрачного хозяина.
Лайзл недоверчиво спросила:
– А что, у вас там на этой… то есть на Той Стороне «до свидания» не говорят? Или хотя бы «пока»?
По помотало полупрозрачной головой.
– Нет, – сказало оно. – Наши толкаются. Что-то бормочут. Поют иногда… Но «до свидания» не говорят. – Подумало и добавило: – И «здравствуй» тоже не говорят.
– Как-то неучтиво выглядит, – сказала Лайзл. – Тут, у нас, принято здороваться, когда кого-нибудь встретишь. Думаю, мне бы не очень понравилось на Той Стороне.
Плечи привидения словно бы замерцали, и Лайзл заключила, что оно ими пожимало. Потом По сказало:
– Вообще-то там не так уж все плохо.
И тут Лайзл вновь взволнованно вскинулась на постели, полностью забыв и про свою символическую ночнушку, и про то, что По могло-таки оказаться мальчишкой.
– Мой папа теперь у вас, на Той Стороне! – воскликнула она. – Он ушел туда, к вам! Значит, ты сможешь ему от меня весточку отнести!
Силуэт По расплылся и снова обрел четкость. Привидение явно сомневалось. Потом оно ответило:
– Не каждый, кто умер, к нам попадает…
Встрепенувшееся было сердце Лайзл снова упало:
– Что ты имеешь в виду?
– Я… – По в задумчивости повисло в воздухе вниз головой, потом спохватилось. Лайзл еще предстояло свыкнуться с этой его привычкой. – Я имею в виду, что некоторые без задержки уходят дальше.
– Дальше? Куда?..
– Дальше вперед. В другие места. В Иную Жизнь… – Оказывается,
– Но ты, по крайней мере, не могло бы разузнать?.. – Лайзл перевернулась и приподнялась на коленках, пристально глядя на По. – Пожалуйста! Не могло бы ты… просто спросить у кого-нибудь?
– Ну… Это можно. – По очень не хотелось попусту обнадеживать девочку. Та Сторона была очень обширна и плотно населена духами. Даже пребывая на Этой Стороне, По ощущало огромность своего мира, простиравшегося во все стороны без конца и края, чувствовало все новых людей, прибывавших в его мглистые и запутанные пределы. И еще надо было учесть, что на Той Стороне люди быстро утрачивали былой образ и память, становясь, как По и сказало Лайзл, очень расплывчатыми. Новоприбывшие постепенно делались частью бескрайней тьмы между звезд, неразличимыми, словно обратная сторона луны, не видимая с земли.
Но По сознавало, что девочка не в состоянии этого уразуметь, даже попытайся оно ей объяснить. И оно просто сказало:
– Это можно. Попытка не пытка…
– Спасибо! Спасибо тебе!
– Я обещаю только попробовать. Я не говорю, будто что-то получится!
– Все равно спасибо большое! – Лайзл впервые со дня смерти отца ощутила что-то вроде надежды. Как же давно кто-нибудь хотя бы пытался для нее что-то сделать! Разве только папа, да и то пока он еще не начал болеть. Потом Августа решила, что Лайзл надо переселить на чердак. С тех пор прошло много месяцев. Очень много. Столько, что Лайзл теперь едва могла вспомнить свою «дочердачную» жизнь. Память словно бы истончалась, как будто ее растягивали и растягивали… вот-вот лопнет, так и не коснувшись земли!
По, только что стоявшее совсем рядом, неожиданно вновь оказалось в углу. Лохматая маленькая тень жалась к его полупрозрачным ногам. Узелок продолжал то ли тявкать, то ли мурлыкать. Лайзл задумалась, как определить издаваемый им звук, и наконец решила, что это было не «гав!» и не «мяу!», а какое-то «мррав!».
– Ты для меня тоже кое-что должна сделать, – сказало По.
– Договорились, – кивнула Лайзл, но про себя забеспокоилась. Что вообще можно сделать для призрака? Особенно в ее положении – ей ведь не позволялось никуда уходить с чердака. Августа говорила, что это было бы слишком опасно. Мир представлялся ей жутким местом, где чуть зазевайся – и тебя тут же съедят. – Чего же ты хочешь?
– Рисунок, – вывалило По и опять замерцало, на сей раз от смущения. У него не было привычки открыто проявлять свои чувства.
– Я тебе поезд нарисую, – с облегчением пообещала Лайзл.
Ей очень нравились поезда. То есть, по крайней мере, нравилось их слушать – мощные гудки и перестук колес, доносившиеся с железной дороги. Крик удалявшегося локомотива всегда напоминал ей далекие голоса улетающих птиц. Иногда Лайзл даже путала их, и тогда ей думалось, – а может, у поезда есть крылья, и он уносит своих пассажиров высоко в небеса?..