Льдом и мечом
Шрифт:
Луф похож на творца, к которому прилетела сотня муз верхом на пегасах, сияет как день, можно брать в поход вместо ночного костра.
— А сколько уважаемые гости хотят погостить? — деликатно спрашивает Деймус. — Сие для нас великая радость, чем дольше, тем лучше!
— Я бы вообще отсюда не улетал! — Тиморис обнимает служанку, теребит ее косу.
— Улетал? — Брови Деймуса подпрыгивают.
Тиморис тут же блекнет, невнятно бубнит, глаза ищут, куда бы провалиться…
— Наша яхта невероятно быстроходная, —
— Да, кажется, не плывешь, а летишь. — Немертвая наконец-то улыбается, а в глаза возвращается белый свет. Деймус мгновенно тает, надо же, такая строгая гостья, и первая улыбка в его адрес.
— Эх, порой завидую странникам, — мечтательно вздыхает Деймус. — Если бы не опасности, что поджидают в пути…
Милита переводит взгляд на Тимориса, так и хочет испепелить, разрубить, сожрать. Бедняга не знает, где спрятаться, на лбу проступают капли.
— Уплывем завтра в полдень, — перебивает Милита открывшего было рот Эгорда, тот глядит на спутницу удивленно.
— Так быстро? — Деймус впадает в разочарованную думу, но ненадолго. — Что ж, вам виднее, дорогие гости. Желание поскорее схлестнуться с демонами в смертельной битве нельзя осуждать. За вас, герои!
Староста поднимает кубок, Волдур и Луф следуют примеру, металл звенит, плещет вином, через полчаса обед подходит к концу, стулья отодвигаются, все встают.
— Вечером пир! — торжественно заявляет Деймус. — А пока, дорогие гости, отдыхайте, наслаждайтесь покоем, весельем и красотами острова. Я уже отдал распоряжение, весь третий этаж — ваш. Слуги исполнят все, только кликните. Гуляйте, каждый из домов для вас открыт, только прошу нижайше — не ходите к крепости. Маги трепетны к уединению, допускают лишь меня. Обязательно спрошу их о встрече с вами. И еще…
Деймус исчезает, через минуту-другую возвращается, в руках звенят ожерелья на тонких цепочках — плоские спруты из серебристого металла.
— Эти амулеты сделали маги. Наденьте под одежду, они должны быть прижаты к коже, и береговые спруты вас не тронут, можете гулять рядом с ними наравне с местными жителями, даже трогать.
— А теперь в баню, дорогие гости! — радостно восклицает Луф.
Баня на заднем дворе. Помывка очень кстати, Эгорд словно на час попадает в другой мир, душу вынимают, прополаскивают, возвращают чистую, свежую.
— Хорошо быть героем, — блаженно вздыхает Тиморис, когда все обсыхают на третьем этаже дома старосты.
— А ты-то здесь причем? — усмехается Милита.
Обе троицы выходят на крыльцо, Луф ядром катится к таверне, Волдур бредет к кузнице, Деймус вещает людям о героях, вечернем пире и прочие громогласные речи.
Эгорд, Милита и Тиморис неспешно шагают по главной улице стройным рядком.
— Вообще-то я хотел лететь уже сегодня, — говорит Эгорд, — чем раньше, тем лучше. И что на тебя нашло?
— Нужно
— Улетать нужно, пока не… Только не говори, что ничего не учуяла.
— Конечно, учуяла! За кого меня держишь? Бесплатный сыр сам знаешь где…
— Вы о чем? — недоумевает Тиморис. — А-а, сыр! Так сыр будет на пирушке, всякий разный, вот увидите, а еще мясцо, пиво, икра…
— Ты вообще молчи! — презрительно бросает Милита. — Иди, обеспечивай прирост населения!
— Чаво-о?
— «Не хочу улетать, не хочу улетать», — передразнивает немертвая. — Ну и живи здесь, пшел отсюда!
— Ревнивая, — самодовольно лыбится воин.
Милита фыркает.
Эгорда и Тимориса со всех сторон обклеивают стайки девушек, звонко смеются, чирикают, как воробьи на деревьях. Милита брезгливо морщится, исчезает, уши Тимориса горят как фонари, улыбка искренне счастливая, такая бывает не у всякого ребенка… Кстати, почему здесь ни одного ребенка? Эгорд хмурится, оглядывает селение…
Воин позволяет себя увести, кружится в вихре длинных волос, юбок, разноцветных блестящих глаз.
Красавицы скользят впритирку, как кошки, мурлычут какие-то глупости, но приятны сами голоса, как теплая светло-голубая вода в лагуне, пальчики шелестят по доспехам и шее, обдает аромат свежей от банных травяных паров кожи. Эгорд улыбается скупо, отвечает редко, слова не холодные, но и не живые, так, вибрация воздуха.
Мужчины поглядывают ревниво, но не вмешиваются: закон любого изолированного селения — кровь дороже хлеба. Редкий гость просто обязан оставить семя, потому временно царь и бог.
Эгорд не в настроении ворковать, обниматься, заигрывать, что-то беспокоит, не дает порвать паутину тревожных мыслей, но за местное потомство можно не волноваться, бойкий спутник справится за двоих, через девять месяцев будут голосить десятка два Тиморисов.
Дорога растворяется в траве и мелких круглых камнях, холмы поднимают и опускают Эгорда как заклинания, гибкие колонны щупалец увеличиваются, надо лишь переставлять ноги вперед. Ветер ласково остужает лицо, изгоняет послеобеденную тяжесть. От края до края полупрозрачные, словно шелк, тучи, уютная дымка сумрака.
Щебечущие красотки постепенно умолкают, поняли-таки, что ничего не добьются, одна за другой исчезают, напоследок все же осыпают легкими игривыми, как алмазный песок, смешинками, цветной хрусталь глаз обещает много, даже пытается шепнуть на языке бликов, где найти, если станет скучно и одиноко…
В какой-то момент Эгорд осознает, что щупальца могут до него дотянуться, обрушить невообразимую тяжесть, раздавить в кровавую пыль… но все так же пассивно качаются. Будто сквозь сон пытаются разогнать тучи… Амулет и правда действует.