Льды Ктулху
Шрифт:
А Василий, опустив голову, стал внимательно разглядывать амулет. И через какое-то время ему и в самом деле стало казаться, что щупальца мерзкой твари, выгравированной на кусочке металла, начинают подрагивать, готовые распрямиться или, наоборот, свернуться в пружины стальных мышц…
Совещание проводили, как обычно, в кабинете Гесселя Исааковича на третьем этаже. Это помещение больше смахивало не на кабинет большого начальника, а на комнату для проведения конференций. Длинный стол буквой «Т» из нескольких обычных письменных столов, составляющих длинную перекладину, венчал огромный стол красного дерева, напоминающий трибуну. Сидя за ним, Гессель Исаакович возвышался над остальными присутствующими, а стоило ему чуть привстать, так он вмиг превращался в оратора-агитатора, клеймящего врагов народа и уклонистов всех сортов. Вдоль
В это утро в кабинете Шлимана собрались начальники пяти опергрупп с замами — основной костяк Третьего Особого, также присутствовали представители Научно-экспертной службы, парочка секретарш — одна, как подшучивали мужики, «общего пользования» — секретарь всего Третьего Особого, вторая персонально шлимановская, и несколько спецагентов с особыми полномочиями, вроде Василия. Каждый из таких агентов имел свой узкий профиль: один занимался исключительно серийными убийствами, второй считался специалистом в области бухгалтерии и подлогов, хищений, фальсификаций и прочее, третий… Василий не знал толком, чем он занимается. За глаза его называли Чистильщиком и поговаривали, что у него мертвый взгляд.Стоило ему бросить такой взгляд на человека, и жить тому осталось считанные часы…
Этим утром Гессель Исаакович Шлиман, наоборот, выглядел очень довольным.
— Итак, рассаживайтесь, товарищи. Начнем с главного. Вчера усилиями спецагента Кузьмина Василия Архиповича, а также при поддержке отряда спецвойск была ликвидирована банда Акулины Охтинской, которая в течение последнего полугода успешно бомбила банки, сберкассы и квартиры зажиточных граждан. В результате операции сама Акулина Охтинская, в миру Лариса Сергеевна Потапова, была убита. В перестрелке погибли четверо бандитов, а также был тяжело ранен один из моих замов. Впрочем, меня интересует совсем не это. В брошенном костеле, где засела банда, не было обнаружено ни награбленных денег, ни других «интересных» вещичек. А наша первостепенная задача вернуть родине похищенные ценности. Это, я надеюсь, всем понятно. Один из бандитов ранен и находится у нас в изоляторе. Так что ты, Павел, — кивнул Шлиман начальнику первой опергруппы, — оставляешь все дела и занимаешься только этим. Пусть твои хлопцы проверят все связи бандитов, раненого допросят по-свойски. В общем, нам нужны тайники, малины, склады. Это понятно? Не мне тебе объяснять, как необходимо действовать.
— Но Гессель Исаакович, у нас же еще дело с пропавшими вагонами висит.
— Вот пусть и висит.
Кто-то за столом хмыкнул, и Шлиман настороженным взглядом обвел присутствующих.
— Кажется, я пока еще ничего смешного не говорил. Давайте-ка все по очереди, у кого какие достижения. А то как посмеиваться, тут мы первые, а как делом заниматься — так только успеваю ваши висяки в архив переправлять. И перед товарищами из Смольного мне краснеть за вашу безалаберность приходится. Не нравится в органах — вперед. Партии нужны рабочие руки на стройках, заодно со своим контингентом ближе пообщаетесь. Так что все, кроме Кузьмина, по очереди докладайте. Слухаювнимательно…
Василий расслабился. Из-за ночного кошмара да этого дурацкого утреннего допроса он совершенно не выспался. Ладно бы от всего этого хоть какой-то толк был, так ведь нет. Амулет этот все лишь еще больше запутал, да и рассказ Катерины… Может, ей просто мозги отбили, когда выколачивали признание. Ладно, хоть Федорович навстречу пошел, не сильно кобенился.
Чем больше думал обо всем этом Василий, тем туманнее рисовалась ему перспектива дальнейших поисков в этом направлении. Лишь тревожно звучали слова старой ведьмы Акулины: « Найдешь Судьбу, но не распознаешь… Спасешь Судьбу, но не ублажишь… Испытаешь Судьбу, но не позволят…»Глаза его постепенно закрывались, и, сам того не заметив, он задремал.
Разбудил Василия насмешливый голос Шлимана:
— А вот некоторые молодые сотрудники, несмотря на свои заслуги, полагают, что возможно спать во время совещания. Вы, товарищ, должны помнить, что пока вы спите, враг советской власти не дремлет… — и дальше все в том же духе. Василий поморщился, сел прямо. «И как меня угораздило задремать. Теперь уж точно товарищ Григорий будет мне вспоминать мне это полгода как минимум». — …и это в то время, когда наш вождь и идейный вдохновитель товарищ Сталин не спит, а неусыпно думает, как уберечь страну… — и еще минут пять стандартных лозунгов, от которых Василия, хоть он и считал себя сознательным коммунистом, давным-давно тошнило. — Впрочем, мы и так сегодня засиделись, товарищи. Но теперь, как говорил товарищ Ленин: «Цели ясны, задачи расставлены», так что больше вас не задерживаю. За работу!
«Выходит я все совещание проспал, — подумал Василий, тяжело поднимаясь с удобного стула. — И ведь какая змея этот Шлиман, сразу не разбудил. Нет, дал выспаться, а теперь станет глумиться, сколько влезет, а то еще и премии лишит. Знаю я его».
И точно: стоило Василию, задвинув стул, направиться к двери, как его, словно удар кнутом, остановил бодрый, полный злорадного ехидства голос Шлимана:
— А вы, Василий Архипович, не спешите. Выспались у нас тут, отдохнули, а теперь у нас отдельный разговор будет.
Тяжело вздохнув, Василий повернул назад. Да, предчувствия его не обманули. Похоже, проклятие колдуньи начало сбываться.
— Да ты не волнуйся так, — продолжал Шлиман совершенно другим тоном, когда в комнате никого не осталось. — У нас тут одна командировочка намечается. Дальняя такая командировочка. Мы тут с товарищами из Смольного все кандидатуры перебрали. Кроме тебя, и отправить некого. Да к тому же дело деликатное очень, можно сказать, международной важности. Лично под контролем товарища Берии. Тут оплошать никак нельзя. А ты у нас, ну если не считать излишней сонливости, так сказать, лучший оперативник. Но все детали потом, да и лучше будет, если все тебе расскажет твой старый знакомец. В прошлом ладили вы неплохо… Он больше меня обо всем этом знает, а тут, как тебе известно: меньше знаешь — дольше жизнь. Вот так-то. Только помни, Василий Архипович, времена у нас нынче не те, — тут тон Шлимана снова изменился, в один миг он как бы переродился из высокопоставленного чиновника в сверкающем авто в старого товарища по борьбе. Куда девался холеный ночной буржуй? Хитро сверкнули глубоко посаженные глазки. — У нас чуть не то сказал, глазом моргнуть не успеешь, как во врагах народа окажешься. К тому же твое странное рвение, интерес к подрасстрельным…
«Неужели суки уже доложили? — пронеслось в голове у Василия. — Только ведь Валерий Федорович… Ну, каков подлец! Какая шельма! Часа не прошло, а он уже все доложил, гадина».
— Я только… — начал было Василий, но Шлиман не дал ему договорить, лишь отечески похлопал по плечу.
— Правильно ты поступил. Мы к этой дамочке уже присмотрелись. Только в следующий раз действуй по инстанциям, как положено. У нас, знаешь ли, бюрократия. Порой простая бумажка жизнь человека перевесить может. Я-то знаю, что ты на пользу дела все обернуть пытаешься, только там, куда я тебя оправляю, меня не будет. И товарищей твоих не будет, а отчитываться ты потом будешь перед чрезвычайкой, это как пить дать. Так что я и не послать тебя не могу, и посылаю, словно от сердца любимое дитя отрываю.
Он знаком пригласил Василия следовать за собой. Подойдя к двери, которая вела в «комнату отдыха» — личные апартаменты начальника Третьего Особого, Гессель Исаакович распахнул ее, приглашая Василия заходить.
Василий шагнул вперед и обмер. За столом у окна, по-барски развалившись, восседал… батька Григорий собственной персоной. Спокойно так сидел себе в комнате отдыха начальника Третьего Особого отделения ГУГБ и, как всегда, курил тонкую голландскую сигарилью, придерживая мизинцем резной мундштук из кости мамонта. Как обычно, холеный, длинные прямые напомаженные волосы седым каскадом спадают на плечи, аккуратно подстриженные чапаевские усы, костюм как будто только что из Парижа, шелковый галстук, туго стянувший воротник безупречно белой манишки. Уж кого-кого, а батьку Григория, то бишь барона Григория Арсеньевича Фредерикса, Василий не ожидал увидеть. Тем более тут — в оплоте борьбы с контрреволюцией. А перед ним на стуле сидела утренняя знакомая Василия, Катерина Ганская из камеры приговоренных. При этом Григорий Арсеньевич мило беседовал с девушкой, а она щебетала, рассказывая ему о чем-то.