Лебеди в неволе
Шрифт:
– Накорми детей Плишка. Не видишь, что ли они с ног валятся?
– распорядился сотник, лихорадочно ища решения загаданной ему проведением загадки.
Крив почёсывая затылок, с жалостью смотрел на ребятишек.
– Твердимир Ярославович, как же так? Им же ... Их же ... Если монголы узнают ..., - окружающие их воины согласно зароптала.
– Поживем, увидим, - перебил десятника Твердимир, пятернёй сжимая бороду.
В этот момент в воздухе раздался пронзительный свист и по улице застучали копытами лошади несущие на себе всадников.
– Прячем детей!
– метнулся
– Поздно!
– крепко ухватив за локоть готового умчатся десятника, сказал сотник.
– Не дёргайся.
Буквально пару секунд спустя перед ними возникло пять десятков монголов, в полном боевом облачении.
– Сам Мингиян к нам пожаловал, - сквозь зубы произнёс Твердимир направляясь встречать гостей.
– Рот на замок. Говорить буду я.
– А я думаю, куда же это залетели мои Лебеди? Даже переживать начал. А вы тут, трапезничаете. Пустите кочевника к очагу? Не побрезгуете?
Здоровенный монгол в тяжёлом пластинчатом доспехе, отороченном мехом, и палашом на поясе, перекинув правую ногу через седло замер напротив Твердислава. Взглянув на сотника сверху вниз, он улыбнулся тонкими губами, над которыми топорщились узкие чёрные усики.
– Ах, какой бы из тебя генерал вышел Твердимир. А теперь, что? И полка тебя решили и наград. И что тебе эти мадьяры? Приказ выполнил и забыл.
Перекинув заплетённые в косичку волосы из-за спины на грудь, Мингиян добавил:
– Эх, лебеди, лебеди, а какое будущее могло бы у вас быть в нашей империи.
Говорят, Лебедями их назвал сам Батый, любивший от скуки придумывать своим иноземным полкам всякие говорящие прозвища. Под его командованием уже были персидские Леопарды, аланские Волки, половецкие Вороны, болгарские Вепри, а теперь появились русские Лебеди. Как-то около года назад, Твердимир, обласканный монголами за многочисленные победы русичей, воспользовался ситуацией и на пиру поинтересовался у захмелевшего Мингияна почему их прозвали лебедями. Тот долго смеялся, а затем сказал, что Батый оценил верность слову русских полков, понимая, что птицы они свободолюбивые. Не поспоришь. Именно лебедями они и были. Вольными и красивыми - лебедями в клетке обязательств.
– О, да я смотрю у тебя для меня подарок, - масляно улыбнувшись, монгольский военачальник жестом указал своим людям на костер, возле которого испуганно замерли дети.
– Это кстати.
С десяток монголов позвякивая доспехами спешилось. Посмеиваясь и подшучивая над хмурыми русичами они растолкали сгрудившихся вокруг детей дружинников и подвели сирот к Мингияну.
– Надо же выжили. Прямо как крысы, - произнёс нойон, с силой хватая девчонку за подбородок, от чего она вскрикнула.
Твердимир ловил на себе взгляды своих людей, готовых по любому сигналу броситься на монголов, но допустить этого не мог, так как поступок этот сулил череду трагических событий, в которой смерть его сотни была бы самым приемлемым вариантом.
– Это же дети Мингиян, отпусти их, - легко оттолкнув мальчишку себе за спину, сказал сотник.
Глаза монгола налились кровью, и он бросил злобный взгляд на говорившего.
– Дети?! Это не дети это жители города, который не покорился воле
Нойон, брызгая слюной, слетел с седла и пинком ноги отбросил девочку под ноги своего коня.
– Закон гласит, что все в мятежном городе должны сдохнуть! Сдохнуть, ты слышишь!
Причина гнева кочевника была известна сотнику. Он знал, что после его отказа казнить мадьяр, Мингиян попал в немилость к Батыю, так как лично поручился за русичей и хотел добиться для Твердимира генеральского чина. Ведь иметь своего карманного генерала всегда полезно. Рискуя вызвать гнев монгола, сотник перебил его:
– Я знаю закон, но может мы, как-нибудь решим этот вопрос уважаемый ...
Это ещё больше разозлило нойона. Лицо его пошло пятнами, а косичка затряслась в такт выбрасываемым в воздух словам:
– Заткнись, заткнись!! Ты ничего не можешь сделать для меня! Уже поздно!
Обернувшись к одному из своих людей замершему за спиной, Мингиян перевёл дыхание, немного успокоившись, и указывая на детей, приказал:
– Щенку перерезать горло, а девчонку я заберу с собой, - плотоядно улыбнувшись, он добавил.
– Поживёт ещё немного.
Рука Твердимира самостоятельно легла на рукоять меча висевшего на поясе. Где-то позади раздался шорох извлекаемых из ножен мечей и скрип натягиваемой тетивы. В ответ монголы в свою очередь ощетинились копьями, саблями и стрелами.
В наряжённой тишине вот-вот готовой сорваться в кровопролитную схватку раздался смех предводителя кочевников. Мингиян смеялся громко, надрывно похлопывая себя ладонями по бёдрам. Отсмеявшись, он жестом приказал своим людям опустить оружие.
– Они нас лишь пугают, успокойтесь. Лебеди они верные. Они держат слово. Всегда. Никто из них не захочет, чтобы кишки их матерей, сестёр и дочерей намотали на колёса телег монгольской армии.
Нехотя Твердимир убрал руку с рукояти меча, зная, что за спиной его дружинники делают то же самое.
В этот момент мальчишка, будто поняв, что его судьба предрешена, упал на колени перед сестрой и, зажмурившись, крепко обнял её.
– Прощай сестрица.
Эти слова, сказанные на родном им языке, заставили абсолютно всех русичей направить оружие на монголов. Крив возникший из-за спины, утянул детей за собой за ряды воинов замерших позади сотника.
Некоторое время Мингиян смотрел на окружившую его отряд цепочку русских дружинников. Улыбка сползла с его лица, а на лбу выступили капли пота. Он знал, на что способны эти северяне, ведь не зря же он пытался быть их покровителем.
– Твердимир это очень плохая идея. Ты же знаешь, что будет? Я помню, как во Владимире тебя провожала твоя старая мать и младшая сестра.
Обращаясь к сотнику, нойон одной рукой вцепился в рукоять палаша, а другой с остервенением теребил свою косу.
– Я хорошо помню, как женщина тянула к тебе свои худые руки. Неужели ты обречёшь её на смерть?
Полторы сотни человек замерли напротив друг друга посредине мёртвого, осквернённого города. Полторы сотни мужчин готовых вцепиться в противника и рвать его на части до победного конца. Будто мало смертей увидели эти улицы.