Лед Апокалипсиса

Кулабухов Тимофей

Возвращаемся, чуть ли не на ощупь, такой буран. Я впереди, лицом в навигаторе. Время почти семь, темновато. Ни черта не видать из-за снегопада.

На территории Завода полегче. Но сугробы уже на уровне потолка первого этажа. Сваливаемся в откопанную дорожку, громыхаем, отбивая снег с обуви.

В тепло. Выставлены диваны, падаем на них. Раздеваемся, от нас валит пар. Чая. Или водки. Или водки с чаем. Фух. Можно выдохнуть.

Доктор Марина пьяненькая ревёт на коленках у Лизы. Ладно, людям надо прийти в себя. За сегодня вернулся Евстигней. С испуганной женой и дочкой Марусей, ровесником Ростика. Вежливо здороваюсь. Язык чешется назвать его

«Елисей», но, во-первых, это обидит его семью, уронит авторитет, во-вторых отчего-то мне не хотелось чтобы его стали дразнить студенты (этим только дай повод). Придется поддерживать его статус, тем более он единственный условный «краевед», хоть что-то знает про Завод.

Аяз снова ушёл. Звал его жить в лагерь, он только молча кивнул. Татарин непрошибаем.

Приковылял слегка нетрезвый Август. Однако, как мороз в минус семнадцать сближает людей. Студенты играют на гитаре, поют «Сектор Газа», младшая доктора Марины, как-там-её, сидит с ними. Кстати, тоже на диванах. Откуда столько диванов и кресел? Это в цех стекается содержимое АБК и гостиницы. Ну, здорово.

Скушали супа, хлопнули водки. Пойду смотреть, как там Денис. Он сегодня человека убил. В азарте не сплоховал, но психологически это трудно. Алик спит. Горячий. Марина сделала ему какие-то уколы и промыла рану (пока была ещё трезвой).

Темнеет. Костры в цеху горят.

Иваныч улыбается, на шее красный шарф, командует, размахивая руками. Поставил одного студента «в дозор». Одетый, тот сидит «в гнезде» и смотрит с высоты третьего этажа в окно, нет ли опасности.

Отыскал Библиотекаря, поймал за пуговицу. Есть вопросы.

— Август, вы надумали переезжать? Квартира ваша уже как неплохой холодильник. Нет? Ладно. Есть мысли откуда столько снега, его не может столько выпасть, за год столько не выпадает, физически неоткуда взяться.

— Антон. Сейчас стоит рассказать про порочность вашей егэшной системы образования, но лень. Вот вам объяснения как для питекантропа. Представьте себе миску горячего супа.

— Миску. Представил.

— Много будет пара от неё?

— Ну, будет какое-то количество.

— Хорошо, а что, если вынести эту миску в промышленный морозильник с температурой минус тридцать?

— Даст очень много пара. Есть куча видео, как чашку или даже полный чайник кипятка выплескивают вверх с сильный мороз. Он не успевает остыть и сразу превращается в пар. Весь чайник, без остатка. Так в чем дело? Как это связано со снегом?

— Этот самый пар превратиться потом в снег, потому что сильный минус. Был бы плюс, стал бы дождями. Не успевает остыть, замерзнуть. Миска — это мировой океан. Он был теплым, но атмосфера внезапно замерзла. Океан не остынет плавно и постепенно. Всё происходит очень быстро. Океаны выдали в атмосферу немыслимое количество воды в виде пара. Теперь он опадает назад снегом. Плюс этой истории в том, что океаны стабилизируют климат, выровняют.

— А минус?

— Во время ледниковых периодов уровень океана падал на десятки метров, и вся эта вода превращалась в ледники на суше. Вы слышали про Гиперборейские горы?

— Нет. В жопу горы. До какого минуса упадёт? Сколько снега выпадет?

Август Коминтернович блаженно улыбнулся и развел руками как птица, пытающаяся улететь к потолку цеха.

— Была бы у меня дюжина академиков, показания метеостанций по всей планете и мощности суперкомпьютеров, посчитал бы. Есть выпить?

— Найдется.

— Что у вас за топор такой?

— Ну, топор ледникового периода. Чтобы ледяным

великанам головёшки рубить. Уйдёте или останетесь? Предлагаю заночевать, посмотрите на лагерь ночью, может это вас убедит переехать. Вообще, признаюсь вам честно, этот лагерь, эти люди, всё получается как-то стихийно, и не является частью моей стратегии. Я бы, наверное, легче выживал бы в одиночку. Мне грузовик продуктов, каждый день копать дрова и кое-как проживу. Знать бы ещё, сколько ждать.

— Не увиливайте, Антон. Человек существо общественное. Социальное поведение и сотрудничество заложены в людях на генетическом уровне в противовес эгоизму. В вас — тоже. И больше стараетесь казаться таким крутым, суровым и независимым, чем являетесь. А на деле, чуть, что — всем сопли утираете. Считаете, я не прав? А тогда чего вас моя задница беспокоит? Ну, подохну и ладно?

— Ценю ваши знания.

— Врёте. Льстите и врёте. Нет у меня особых знаний. Сколько зима продлится, не знаю. В документалке про Йеллоустоун говорили, что четыре года непрерывно. То есть, допустим, сегодня тринадцатое августа. Если весна начнется в середине мая на пятый год, значит «суперзима» продлится приблизительно одна тысяча пятьсот девяносто шесть дней. К примеру, Великая Отечественная, считая с двадцать второго июня сорок первого и по девятое мая сорок пятого длилась одну тысячу четыреста восемнадцать дней. Ваша война с климатом, если вы намерены её пережить, на сто семьдесят восемь дней дольше. Очень и очень долго. Но это — предположения. Точных знаний у меня нет. Не очень-то я ценен.

— Ну, спасибо и на этом. Пойдемте, найду нам немножечко водки. Если согласны заночевать. Или граппы?

Глава 6

Черное солнце мертвых

Темная тишина ночи — добрая тишина.

Она точно прячет, защищает человека,

касается его тысячами неосязаемых прикосновений.

Но яркое Белое Безмолвие, прозрачное и холодное

— оно безжалостно.

«Сын Волка» Д. Лондон

День десятый. За окном цеха новый градусник из магазина «Всё для дома», разбег плюс пятьдесят — минус пятьдесят (искренне надеюсь, столько не понадобится). Показывает минус девятнадцать.

Тело неохотно привыкало к морозу. Когда ты живешь в одной и той же местности, осень наступает постепенно, падает градус за градусом, поливает дождями, чтобы человек смирился с очередными погодными качелями, достал шапку, перчатки. Есть время, чтобы менялся состав крови, привыкали рецепторы. Я знал это потому, что приезжая на Север, ты оказываешься внутри зимы сразу, внезапно. И понимаешь это «своей шкурой», когда свитер примерзает к телу по дороге от трапа до аэропортовского автобуса и какое-то время трясёт от лютой акклиматизации.

Но всё же мы адаптировались. Мы как человеки «из лета» — конечно охреневали при минус двадцати. Но, ещё за недельку привыкнем и станем бегать «молодым кабанчиком». А вот техника так не сможет.

В рейды ходил только я с бравыми парнями. Нас за глаза (а иногда и «в глаза») именовали «сталкерами». Не самое плохое обозначение. После некоторых сомнений, оставил АК Иванычу для защиты лагеря, чем уменьшил носимый вес, оставил только «вальтер». Копатели нашли патроны, научили смазывать «зимней смазкой» (не знал, что она зависит от времени года), пошили мне, Денису для его ТТ и Кабыру для «осы» — по кобуре. Со мной ледовый топор, Денис вооружился катаной (трофей от гопников), Кабыр верен копью.