Лед и пламя Тартара
Шрифт:
Тем временем в подземной резиденции мрака, которая по лопухоидным реестрам проходила как законсервированное и забытое бомбоубежище, происходило вот что. О событиях снаружи там узнали почти через минуту после того, как схватка уже началась. Первой битву заметила Улита, взглянувшая случайно в стеклянный шар.
С воинственным воплем она бросилась к лестнице, однако была перехвачена Эссиорхом.
– А ну отпусти меня! Укушу!
– Не лезь! Тебя постоянно ранят. Давай ради разнообразия
Улита несколько раз дернулась, однако вырваться из рук Эссиорха было практически нереально.
– А если мне это нравится? – спросила она.
– Тогда это не к стражам из Нижнего Тартара, а к психиатру. Когда человек лезет в драку только затем, чтобы схлопотать, это опасный симптом, – спокойно отвечал Эссиорх.
Услышав крик Улиты, Арей мельком глянул на шар и бросился к лестнице, однако был отброшен на метр. Едва ли не впервые за все время их знакомства Меф увидел, как мечник упал. Обычно он стоял на ногах очень крепко.
– Проклятье! Светлый, убери свою магию! – прорычал он.
Эссиорх задумчиво посмотрел на лестницу.
– Это не моя магия, – произнес он тоном странствующего философа.
– Как не твоя? Что ты несешь?
– Я не несу. Я уже все принес. Моя начинается выше. Сдается мне, нас здесь просто-напросто закупорили, – сказал хранитель.
В данный момент он был больше озабочен тем, чтобы его не укусила вырывающаяся Улита.
– Кто закупорил?
– Валькирии. Минут десять отсюда никто не выйдет! Даже я, – спокойно заметил Эссиорх.
Сообразив, что Улиту можно больше не держать, он отпустил ее. Ведьма рванулась к лестнице, однако в двух шагах от ступеней остановилась и осторожно ощупала рукой преграду.
Поняв, что они в ловушке, а вместо них там, наверху, сражаются валькирии, Арей вышел из себя. Для мечника было невыносимо осознавать, что кто-то бьется вместо него. Принимать же услугу от света для него, барона мрака, унизительно вдвойне.
Несколько минут он метался как тигр в клетке, то и дело подбегая к шару. Битва заканчивалась. Глиняшек становилось все меньше. Стражи из Тартара телепортировали первыми.
– А валькирия-одиночка хороша! Она вообще ничего не боится! – заметил Меф, наблюдая в шаре, как Ирка бросается в самую гущу боя.
Таамаг и та вела себя осмотрительнее. Да, она сражалась как медведица и медведица яростная, однако про защиту не забывала, и огромный ее паж со щитом постоянно находился рядом, чего нельзя было сказать об Антигоне, который пыхтел со своей булавой где-то совсем в стороне.
Остальные валькирии, включая Филомену, предпочитали издали атаковать врага копьями.
– Одно дело ничего не бояться, и совсем другое – желать погибнуть. Обычно, если человек чего-то хочет, он это получает, – проворчал Арей.
Он ощущал себя глубоко униженным. Еще бы, барон мрака, а вынужден отсиживаться в безопасном убежище, пока там,
Битва завершилась. В хрустальном шаре Улита увидела, как валькирия-одиночка о чем-то переговорила с другими валькириями, после чего те исчезли. Арей истолковал все по-своему, но в принципе верно.
– Узнаю валькирий. Подали копеечку и хватит. Можешь продолжать трясти ладошкой дальше, – сказал он.
Продолжая смотреть в шар, он яростно метнулся к лестнице, чтобы проверить, исчезла ли преграда, и едва не сбил с ног шарахнувшегося Петруччо. Тот с птичьим писком отскочил. Арей споткнулся о красный чемодан, стоявший прежде у его ног.
Возможно, в другое время это позабавило бы мечника, но не сейчас. Одинокая искра перестает быть одинокой, если ей посчастливится встретиться с бочонком сухого пороха.
– Это что еще за дрянь? А, я спрашиваю! Чего ты его вечно таскаешь? – гневно крикнул мечник.
Крик стража – это не крик простого смертного. Услышать его непросто. Услышать и сохранить самообладание – сложнее вдвое. Петруччо застучал зубами, мигом забыв все выученные с детства слова. Осталось лишь одно вечное слово – «мама», да и то в данном контексте как-то подвисало, утрачивало семантический смысл и сохраняло лишь эмоциональный.
Шагнув к чемодану, Арей с силой пнул его. Чемодан описал в воздухе дугу и врезался в стену. Крышка отлетела. Из перевернутого чемодана посыпалось старое серое тряпье – не то вышедший из моды плащ, не то мешковина. Арей нагнулся и дернул ткань за край. Ткань развернулась. Под ней серебрились шесть дархов с прилипшей к ним влажной землей, под которой они, похоже, не так давно были скрыты.
Арей недоверчиво и жадно уставился на них, рванулся. Мефу, который смотрел на него, почудилось, будто лицо мечника размазалось, стало гибким и пластилиновым, как у комиссионера, а на его месте проступили сотни других лиц. Меф недоверчиво заморгал, через несколько мгновений лицо Арея стало прежним.
– Откуда это? – прохрипел Арей, адресуя вопрос не столько к дрожащему Чимоданову, сколько к провидению. – Клянусь Тартаром, откуда?
Мечник бросился к дархам и, не касаясь их, провел над ними раскрытой ладонью. Дархам это не понравилось. Они попытались свернуться, как ежи. Пытались уползти. Корчились, как брошенные на угли черви. Ощетинивались ломкими иглами. Даже издали Мефодий ощущал исходящий от них жар. Дархи оберегали свое содержимое.
Меф испытал недоумение. Он всегда считал дархов чем-то неодушевленным, вроде спиральных елочных игрушек. То же, что он видел теперь, опровергало его прежние представления.