Лед
Шрифт:
— Это Диана. Я тебя не отвлекаю?
— Нет, конечно. Как дела?
— Я еще не доехала, стою на дороге… но отсюда мне видно институт.
— Что-нибудь пошло не так?
Ох уж этот Пьер! Даже по телефону он безошибочно определяет любую модуляцию голоса.
— Нет, все в порядке. Они совершенно правильно держат всех этих типов в изоляции от внешнего мира. Их засадили в самую мрачную дыру, какую только можно было найти. У меня от этой долины мурашки по коже…
Диана тут же пожалела о том, что сказала. Она повела себя как девчонка-подросток, впервые заглянувшая внутрь себя, или как студентка, безнадежно влюбленная в преподавателя и во что бы то
— Ладно, — сказал он. — Ты уже вытянула свой жребий, занимаешься сексуальными насильниками, параноиками и шизофрениками. Так или не так? Вот и скажи себе, что здесь тот же набор.
— Там у меня не все были убийцами, только один.
В памяти Дианы сразу возникло худое лицо с медового цвета глазами, которые смотрели на нее с вожделением хищника. Курц был подлинным социопатом, других ей пока не попадалось. Холодный, неуравновешенный манипулятор, без малейших намеков на раскаяние. Он изнасиловал и убил трех матерей семейства. Самой младшей из них было сорок шесть лет, самой старшей — шестьдесят пять. Это был его конек: пожилые женщины. А также веревки, кляпы, скользящие узлы-удавки… Всякий раз, когда Диана заставляла себя не думать о нем, он прочно устраивался в памяти, со своей скользкой ухмылочкой и хищным взглядом.
Именно о нем напоминал плакат, который Шпицнер повесил на дверь своего кабинета в корпусе психологического факультета: «НЕ ДУМАЙТЕ О БЕЛОЙ ОБЕЗЬЯНЕ».
— Слушай, Диана, а тебе не кажется, что уже поздно задавать себе такие вопросы?
От этого замечания она покраснела и услышала:
— Уверен, что ты справишься. Ты идеально подходишь для этого места. Не говорю, что будет легко, но ты потянешь, это я гарантирую.
— Ты прав, — сказала она. — Я, наверное, веду себя смешно.
— Да нет, любой на твоем месте отреагировал бы так же. Я знаю, какая репутация у этого места. Не обращай внимания и делай свое дело. Когда вернешься, будешь самым крупным во всех кантонах специалистом по психическим отклонениям. Теперь позволь откланяться, меня ждет декан с финансовым докладом. Ты же знаешь, я вынужден влезать во все проблемы факультета. Удачи тебе, держи меня в курсе.
Гудок. Он отсоединился.
Опять стало тихо. Только речка шумит. Тишина навалилась на нее, как мокрое одеяло. С ветки сорвался снег, и Диана вздрогнула. Засунув мобильник в карман, она сложила карту и села в машину.
Чтобы выехать со стоянки, ей пришлось маневрировать.
Туннель. В свете фар блеснули мокрые черные стены. Никакого освещения, и у самого выезда — поворот. Слева через речку переброшен маленький мостик. Вот наконец и первый указатель, прикрепленный к белому шлагбауму: «ЦЕНТР ТЮРЕМНОЙ ПСИХИАТРИИ ШАРЛЯ ВАРНЬЕ». Она медленно повернула и миновала мост. Дорога круто пошла вверх, петляя между пихт и сугробов, и Диана испугалась, что ее старушка не справится с обледеневшим склоном. У машины не было ни зимней резины, ни цепей. Но вскоре дорога выровнялась.
Последний поворот — и здания института оказались совсем близко.
Увидев, как они наступают сквозь снег, туман и лес, Диана вжалась в сиденье.
Одиннадцать пятнадцать утра, вторник, десятое декабря.
2
Верхушки заснеженных пихт. Вид сверху, в головокружительной вертикальной перспективе. Внизу прямая лента дороги между тех же самых пихт, тонущих в тумане. Верхушки деревьев проносятся с огромной скоростью. Петляя между огромными
Указатель на обочине дороги гласил: «СЕН-МАРТЕН-ДЕ-КОММЕНЖ. СТРАНА МЕДВЕДЕЙ — 7 км».
Сервас на ходу поглядел на указатель.
На фоне гор и пихт был нарисован пиренейский медведь.
Пиренеи, говоришь? Медведи, которых местные охотники с удовольствием держат на мушке?
Они считают, что эти звери слишком близко подходят к жилью, нападают на стада и становятся опасными для людей. Сервас подумал, что единственную опасность для человека представляет сам человек. В морге Тулузы он каждый год присутствовал на вскрытии все новых трупов, и убили этих людей отнюдь не медведи. Sapiens nihil affirmat quod no probet. «Мудрый не станет болтать о том, чего не видел сам».
Когда дорога снова повернула в лес, Сервас сбавил скорость. На этот раз «чероки» въехал в густой подлесок. Совсем близко слышался плеск потока. Несмотря на холод, он приоткрыл окно и вслушался. Хрустальная песня воды почти перекрывала звук CD: Густав Малер, Пятая симфония, аллегро. Музыка, полная лихорадочной тревоги, точно соответствовала тому, что его ожидало.
Вдруг прямо перед ним замигал проблесковый маячок на крыше автомобиля, и на дороге показались человеческие фигуры со светящимися жезлами.
Жандармы…
Когда жандармерия [2] не знает, с чего начать следствие, она ставит кордоны.
Ему вспомнились слова Антуана Канте, сказанные в то же утро в полицейском управлении Тулузы:
— Все произошло в эту ночь, в Пиренеях, в нескольких километрах от Сен-Мартен-де-Комменжа. Мне позвонила Кати д’Юмьер. Кажется, ты с ней уже работал.
Канте, великан с жестким юго-западным выговором, любитель регби, обожавший жульничать в игре и добивать противников, устраивая кучу-малу, относился к категории людей, которые всего достигли сами, «self-made». Он прошел путь от простого полицейского до заместителя начальника местной уголовной полиции. Щеки его были изрыты маленькими кратерами оспы, как песок, прибитый дождем, большие игуаньи глаза впились в Серваса.
2
Французская полиция состоит из двух централизованных институтов: национальной полиции и жандармерии. Они обладают одинаковыми полномочиями, но находятся под разной юрисдикцией. Полиция относится к МВД Франции, а жандармерия — к Министерству обороны.
— Произошло? Что именно? — спросил Сервас.
Губы Канте, все в складках, покрытых беловатым налетом, приоткрылись.
— Никаких подробностей.
— Как так? — Сервас пристально на него посмотрел.
— Она не хотела говорить по телефону. Сказала только, что ждет тебя и хотела бы полного соблюдения секретности.
— Это все?
— Все.
Сервас растерянно посмотрел на своего патрона и полюбопытствовал:
— Сен-Мартен, это не там ли, где находится дурдом?
— Институт Варнье — единственное во Франции, а может, и в Европе психиатрическое заведение, где содержат убийц, которых суд признал невменяемыми, — уточнил Канте.