Леди Элизабет
Шрифт:
Вскоре после этого Элизабет отправили назад в Хэтфилд с новой куклой в руках — прощальным подарком от матери. Когда она, держась за руку леди Брайан, пришла попрощаться с отцом, тот выглядел таким же жизнерадостным, как всегда. Он погладил ее по голове, поцеловал в щеку, и она поняла, что снова стала для него прежней Бесси. За повседневными занятиями и играми она начала забывать случившуюся в Гринвиче неприятность, веря, что в ее маленьком мире все теперь хорошо.
Пока сэр Джон Шелтон не назвал ее «леди Элизабет».
Мэри смотрела на сводную сестренку, слишком маленькую, чтобы в полной мере осознать то, что она собиралась сказать малышке, и ее переполняли смешанные чувства.
Она убеждала себя, что Болейн следует простить, как того требовала ее вера. Но это было трудно, даже просто невозможно, ибо раны оказались слишком глубокими. Если бы не Анна Болейн, ее отец не пошел бы на гибельный разрыв с папой, мать не умерла бы в одиночестве, брошенная всеми, а саму ее никогда не объявили бы незаконнорожденной — ее, истинную наследницу трона, — и не вынудили прислуживать маленькой Элизабет. Но ее отец — и опять-таки ее охватили смешанные чувства, ибо она любила его вопреки всему, — воспылал чувствами, околдованный черными глазами и коварными чарами шлюхи Анны Болейн, после чего двадцать лет скромного и любящего супружества с королевой Екатериной рассыпались в прах, и мир Мэри обратился в руины.
Ее праведная мать с величайшим терпением и стойкостью перенесла неприятие, оскорбления, изгнание и смертельную болезнь, постоянно настаивая, что она истинная жена короля, и веря все эти горькие годы, что однажды король одумается, — даже после того, как тот отверг ее и женился на Анне; даже несмотря на угрозы Анны казнить Екатерину и Мэри за их отказ признать этот брак, который, как знала Мэри, не был законным.
Мэри молилась на коленях, чтобы Бог даровал ей такие же терпение и стойкость. Но она была молода, несчастна и глубоко возмущена, и ей отчаянно недоставало матери. Она постоянно тосковала по утешению, которое могла дать ей лишь Екатерина, и даже пять лет вынужденной разлуки не могли тому помешать. Не воспрепятствовала и смерть, ибо Екатерины уже полгода как не было в живых. Мэри не сомневалась, что ее отравили по приказу той женщины. Она какое-то время болела, а когда ее тело вскрыли, оказалось, что сердце ее почернело и сгнило. Что еще могло стать тому причиной, если не яд? А потом ее отец вместе со своей шлюхой, одевшись в желтые одежды — как они говорили, в знак траура, — показывали всему двору Элизабет, злорадно торжествуя и радуясь своему триумфу.
Анна торжествовала недолго. В тот же день, когда похоронили Екатерину, у нее случился выкидыш — сын, которого столь отчаянно желал король, так и не родился. Она подвела его точно так же, как подвела Екатерина. Он был королем Англии двадцать семь лет, но у него до сих пор не было сына, который мог бы унаследовать трон. Только две дочери, обе теперь объявленные незаконнорожденными.
Мысли Мэри вновь вернулись к предстоявшей задаче, заставив ее поежиться. Элизабет вопросительно смотрела на нее черными глазами. За исключением цвета волос, она была полностью ребенком Анны Болейн — даже ее руки с длинными пальцами были такими же, как у Анны. Мэри вспомнила, что у Анны был шестой палец — дьявольская метка, как говорили некоторые, зная, что теперь можно наконец открыто ее поносить. Но очернителей у той теперь было не так и много, ибо, как ни удивительно, в свете недавних событий число сочувствующих начало расти…
Да, Элизабет была ребенком своей матери во всем — во внешности и смекалке, в переменчивом темпераменте и тщеславии. Она уже держалась с подобающим достоинством, наслаждаясь роскошными платьями и любуясь собой в зеркале. Но был ли ее отцом король Генрих?
Она решительно отбросила подобные мысли. Кем бы ни был отец девочки и кем бы ни была Анна Болейн, Элизабет оставалась беспомощным ребенком, которому предстояло услышать, что ее мать умерла. Мэри решила быть с ней как можно мягче, чему помогла ее природная доброта.
Элизабет беспокойно болтала ногами в ожидании, когда Мэри наконец что-нибудь скажет. Ей было не по себе от взгляда сестры, печального и сомневающегося одновременно. Мэри положила ладонь на руку девочки:
— Элизабет, милая, ты знаешь, что такое измена?
Мэри уже несколько дней мучительно размышляла, как затронуть столь болезненную тему. У нее даже возникла мысль начать с того, что Анна ушла жить к Богу в рай, но Мэри сама в это не верила, ибо ведьма наверняка оказалась в аду, а врожденная честность требовала говорить правду.
— Нет, — неуверенно ответила Элизабет, озадаченно глядя на сестру широко раскрытыми невинными глазами.
— Это когда кто-нибудь поступает плохо по отношению к королю. Каким-то образом вредит ему или замышляет зло. Понимаешь?
Элизабет кивнула. Герои историй, которые рассказывала леди Брайан, часто замышляли зло, вроде лиса в сказке про Шантеклера. Это она хорошо знала.
— Людей, которые совершают измену, наказывают. Их предают смерти, — продолжала Мэри.
Смерть. Элизабет уже знала, что это такое, — ей объяснил священник. Это означало, что твое тело засыпает навсегда, а душа — хотя малышка до сих пор не могла точно сказать, что это, — уходит в рай жить с Богом и всеми святыми и ангелами, если ты был хорошим человеком. А если плохим, ты отправляешься в жуткое место под названием «ад», где тебя вечно будут терзать дьяволы с острыми вилами. Элизабет однажды видела в церкви картину с изображением ада, и ей пришлось зажмуриться — столь страшной та оказалась. С тех пор она старалась быть хорошей, но это было очень трудно, ибо своевольную маленькую девочку подстерегало слишком много ловушек.
— Понимаешь, Элизабет? — говорила Мэри. — Людей, которые совершают измену, предают смерти. Измена — худшее преступление из всех, хуже убийства или воровства, потому что она — против его величества короля, помазанника Божьего на земле.
Элизабет кивнула.
— Милая, мне нелегко это говорить, — поспешно продолжала Мэри, — но твоя мать совершила измену против короля, нашего отца, и ее наказали. Ее предали смерти.
Элизабет смотрела на сестру, словно не слыша. Взгляд ее был устремлен на купающийся в лучах солнца дворец, лицо ничего не выражало.
— Понимаешь? — снова спросила Мэри, сжимая в руках маленькую ладошку.
Элизабет выдернула руку. Наказали… предали смерти… наказали… предали смерти… Слова Мэри бились в ее голове, пытавшейся осознать их смысл. Что имела в виду сестра? Предали смерти… предали смерти…
К ним шла леди Брайан.
— Миледи, вы рассказали ей? — мягко спросила она.
Внезапно Элизабет соскользнула со скамьи и, подбежав к гувернантке, уткнулась лицом в ее юбку и горько расплакалась.
— Мама! Моя мама! Где она? Я хочу к ней! — причитала она, в страхе содрогаясь всем тельцем. — Хочу к ней! Приведите ее!