Леди-мафия
Шрифт:
Он шел не разбирая дороги, лишь бы идти. И все дальше углублялся в тайгу. Он избежал встречи с волками, с медведем, с другими таежными хищниками. Но избежать встречи с новым приступом голода он не смог. Последние запасы кончились, остался пустой окровавленный мешок...
Он лежал под высоким раскидистым кедром, не в силах пошевелиться. Идти дальше уже не мог. Он умирал от голода и холода. Ничто, казалось, помочь ему уже не могло...
4
Два месяца пробыл Вадим в Афгане, а войны хлебнуть сполна так и не успел. Разве что «деды» без устали его гоняли по горам, показывали, как прятаться от пуль за камнями, учили, как устраивать
Вадима тронули всего один раз. Вывели его три «деда» за палатку, ни слова не говоря саданули в ухо, ногой по почкам и на землю опрокинули. И давай ногами пинать. Хорошо хоть, до смерти не забили. Под кайфом были. Какой с таких, казалось бы, спрос.
Да только ему наплевать, в каком состоянии они были. В ту же ночь он одного подловил, до сотрясения мозга пришиб. Второму тоже хватило. Третьего, правда, достать не успел. На командира роты нарвался. Пьяный был капитан. Но бить не стал. На губу посадил.
Зато когда с губы вернулся, пальцем его больше никто не тронул. Хоть и под кайфом «деды» были, а соображали...
Один раз в бою побывать все же пришлось. Впрочем, какой это бой. Так, налетели «духи» на их лагерь, минами закидали, из пулеметов постреляли. И пока «шурави» не опомнились, по-быстрому слиняли. Правда, уйти не всем удалось. «Градом» их накрыли, огненным смерчем. Но то система залпового огня, ракеты. А ему, Вадиму, даже из автомата пострелять не пришлось.
Но Иринке, был грех, написал, что в серьезном деле побывал. Да ладно, скоро и его начнут брать на задания... Хотя какие уж тут задания? Вот-вот команду дадут в обратную дорогу отправляться. Уже почти все войска из Афгана вывели...
И команда последовала в конце января. И поползла их полковая колонна на север, к родной земле.
Моторы «бээмпэшек» натужно ревели, гусеницы, вгрызаясь в заледеневшую горную дорогу, с трудом отвоевывали драгоценные метры пути.
Холод, снег в лицо, пронизывающий ветер. Колонна продвигалась вперед, к родной границе. Уже не так много до нее осталось. Считанные километры.
Опасность напороться на засаду уже, казалось бы, позади. Можно и с брони слезть, забраться внутрь машины, отогреться. Хватит задницы на холоде морозить. Но нет, командир расслабляться не велит. На броне сидеть, смотреть в оба. А если мины рваться станут, пулеметы начнут выдавать смертельные трели, Вадим и его товарищи горохом скатятся на землю и откроют ответный огонь.
Но нет, пока все тихо. Душманов не слыхать. Не всех, видно, они отпускают от себя с боем.
И тут бабах! Головной танк напоролся на мину. Бабах! Замыкающая машина ловит бортом кумулятивную гранату. И понеслось. Вой и разрывы мин, грохот пулеметов, треск автоматов. Нет, «духи» так просто со своей земли отпускать никого не собираются.
Как будто в ад угодил Вадим. Столбы огня вокруг вздымаются, стоны раненых, предсмертные крики, взрывами уши закладывает. Как и положено, он скатился с боевой машины, переместился к ближайшему камню, укрылся за ним, взял автомат на изготовку, дослал патрон в патронник и открыл огонь. Сначала стрелял – лишь
Но страх прошел, азарт боя захлестнул с головой. Автомат в его руках нашел первую цель. Всплески огня из расщелины в скалах, метрах в ста от него. «Дух» там затаился. Из пулемета огонь ведет.
Вадим стрелял по врагу. Да все мимо. Патроны закончились – сменил магазин, снова на спусковой крючок давит. А пулеметчик афганский уже смекнул, откуда ему опасность грозит. Перенес огонь на Вадима. Пули засвистели у него над головой, зацокали о камень, выбили из него крошку.
Вадим стрелял, все тридцать патронов в одну очередь загнал. И достал «духа», заткнул его пулемет.
Перезарядил автомат и снова приготовился к стрельбе. Но стрелять уже было не в кого. Душманы исчезли. Вокруг стояла тишина. Только слышно, как рвутся патроны в боекомплектах подбитых машин.
– Молодец! – услышал он чей-то одобрительный голос. – Ловко ты его к праотцам отправил.
Он повернул голову и увидел лейтенанта, командира соседнего взвода. Он тоже только что закончил стрелять.
Ирония судьбы. Лейтенант Городецкий. Ну, встретились они в учебке в Астрахани и хватит, казалось бы. Отправляясь в Афган, он больше не должен был увидеть своего командира взвода. Ан нет, не тут-то было. Артем прибыл в их полк ровно через месяц после него, принял соседний взвод. А ведь не должны были его в Афган отправлять.
За все это время, что они снова служат вместе, они ни разу не говорили друг с другом.
– Да ладно, подумаешь, одного завалил... – небрежно бросил Вадим. И как бы нехотя спросил: – А чего они так быстро смылись?
– А сейчас «вертушки» наши здесь будут. Дадут им просраться. Знают они это, а потому и уходят.
Впервые он слышал, чтобы лейтенант Городецкий сказал неприличное слово. Видно, перевозбудился. Он тоже, как и Вадим, впервые бой принял.
– Ладно, потом поговорим... Мне взвод собирать надо.
Артем пожал ему руку и отправился собирать свой взвод, заниматься ранеными, считать убитых. Крепко им сегодня досталось. А ведь уже почти до дому добрались...
И Вадим направился к своей боевой машине. Да только не дошел до нее.
Нога наступила на что-то пружинящее, и тут же из-под него вырвался сноп огня. Взрывной волной его подняло в воздух и бросило на камни. Но боли он уже не чувствовал...
В себя Вадим пришел не скоро. Врачи боролись за его жизнь, сшивали, перекраивали, вынимали осколки. Шок, контузия, многочисленные ранения – все это из-за противопехотной мины, на которую он напоролся.
Угроза для жизни миновала. Дело должно было пойти на поправку. Но...
Вадим остался без правой ноги. Ступню оторвало напрочь.
«Вот и комиссовался...» – с горечью подумал он, узнав о постигшем его несчастье.
Сначала он лежал в реанимации военного госпиталя в Ашхабаде. Затем его, бесчувственного, переправили в Ростов. И только после этого он оказался в Москве, в госпитале имени Бурденко. Там он и пришел в себя. Там и узнал, что остался без ноги.
Отчаяние захлестнуло его с головой. Как же так, ему всего девятнадцать лет, он такой молодой, а уже инвалид. Ему представилось, как он будет ходить по улицам на костылях, и он чуть не взвыл от злости. Даже жить не хотелось.