Леди-наследница
Шрифт:
Уиннифред может это не понравиться, но она девушка благоразумная… Хотя нет, не всегда. Но она практичная. Она поймет. Ей придется понять. У нее, черт побери, тоже нет выбора.
Уиннифред не понимала. Никак не могла уразуметь, проснувшись, почему засыпала под звуки дыхания Гидеона, а проснулась в тишине. Не в полной тишине, поправилась она, ибо слышала приглушенные голоса внизу и шарканье шагов в холле.
Она повернулась и посмотрела в окно. Тонкие полоски солнечного света прокрадывались в комнату
Уже утро, дошло до нее. Позднее утро, судя по виду и звукам. Слуги, должно быть, встали, убирают после вчерашнего бала. А Гидеон ушел, потому что не хотел, чтобы обнаружилось, что он провел ночь в ее постели.
Воспоминания об этой ночи нахлынули на нее, сопровождаемые теплой волной удовольствия. Окончательно проснувшись, она соскочила с кровати и начала умываться и одеваться.
В голове роились тысячи вопросов. Что последует дальше? Объяснение в неумирающей любви и вечной привязанности? Звучит немножко театрально… но и довольно мило. И близко к тому, что она уже какое-то время чувствовала, но до сих пор не могла в этом признаться.
Она любит Гидеона.
Любит его черные глаза, его красивое лицо, его чувство юмора, его внимательность и щедрость. Любит ощущение его рук на своей коже и губ на своих губах. Она любит в нем все… ну, кроме его неуместного чувства вины, пожалуй, но все остальное — определенно.
Должна ли она теперь признаться, что любит его? Признается ли и он в своих чувствах? И что за этим последует? Не брак, нет. Он совершенно ясно выразился по этому вопросу, а она не настолько глупа, чтобы думать, будто он переменил свое мнение за каких-то несколько часов. Быть может, со временем он свыкнется с этой мыслью. Он явно способен передумать. В конце концов, она ведь занимала в его жизни второе по важности место после его вины… до нынешней ночи.
Но что же делать пока? Будет ли у них тайная связь? Ведь открытая определенно невозможна. Лилли никогда не простит такое.
Некоторое время Уиннифред пыталась решить эту задачу, но потом отказалась от мысли справиться с ней в одиночку. Ей просто надо спросить Гидеона, решила она и направилась к двери. Так или иначе, она не может планировать их будущее без него.
Узнав у служанки, что Гидеона можно найти в кабинете рядом с гостиной, Уиннифред отравилась вниз. Она тихонько постучала в дверь кабинета, когда из столовой до нее донесся смех Лилли и лорда Энгели.
Не дожидаясь ответа, Уиннифред открыла дверь и вошла. Гидеон снова сидел за столом, но, по-видимому, не работал. На столе перед ним не было бумаг, в руке не было ручки. Она увидела, что он в той же одежде, что был предыдущим вечером, что под глазами у него залегли тени, и он не улыбнулся, говоря:
— A-а, ты проснулась. Присаживайся, Уиннифред.
По спине пробежал холодок тревоги. Она подошла к одному из стульев перед столом, но не села.
— Что-то случилось?
Не должно было ничего случиться, подумала она. Только не этим
— Нет, ничего, — заверил Гидеон. — Я просто хочу обсудить с тобой приготовления к нашему браку.
Уиннифред медленно опустилась на стул, потрясенная, ликующая и встревоженная одновременно. Неужели он передумал за одну ночь? Это казалось невозможным. И определенно нелогичным.
— Ты говорил мне, что никогда не женишься.
— Обстоятельства изменились. Я позабочусь о том, чтобы было сделано оглашение в церкви. Моя тетя поможет тебе выбрать свадебное платье и…
— Постой. — Она вскинула руку, призывая его замолчать, и окинула взглядом его напряженную челюсть и твердый, неулыбающийся рот. И пришла к единственно разумному и разрывающему душу заключению: — Ты не хочешь этого делать.
Он наклонился вперед и поставил локти на стол. Когда он заговорил, тон его был мягким:
— Это правда. Я не планировал обзаводиться женой, но мои прежние планы больше не имеют значения. Долг и честь обязывают меня жениться.
Долг и честь.
Она почувствовала себя дурой. Слепой, влюбленной дурой. Разумеется, Гидеон чувствует себя обязанным предложить брак. И конечно, он будет смотреть на этот брак и на нее как на бремя. Его мнение не изменилось, изменились лишь цели.
Она вдохнула, борясь с удушающей болью в груди.
— Спасибо за предложение, но я вынуждена отказаться.
Он снова выпрямился, искренне ошеломленный ее ответом.
— Отказаться? Почему?
— Полагаю, это вполне очевидно, — проговорила она, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Это было нелегко, внутри у нее все дрожало. — Ты не хочешь на мне жениться, а я не хочу выходить за тебя замуж. Мы…
— Не хочешь?
— За тебя замуж? — Не так. — Нет. Не желаю приносить в жертву свою свободу.
— Ну, не знаю, так ли уж плохо все это было бы, — проворчал он.
— Именно так.
Но вовсе не потеря свободы сделала бы брак с Гидеоном кошмаром. Она готова уступить часть своей независимости ради того, чтобы провести с любимым человеком всю оставшуюся жизнь. Но она не желает выходить замуж за человека, который не отвечает на ее чувства, за человека, для которого она удавка на шее. И будь она проклята, если всю жизнь будет мучиться вопросом, когда он найдет способ разорвать эту удавку и забудет ее.
К глазам подступили слезы. Усилием воли она прогнала их.
— Мои личные чувства по отношению к супружеству сейчас не важны. Важно то, что тебе не нужна жена, а мне не нужен муж. У нас нет никаких причин жениться.
— Причина есть, и весьма веская. — Он наклонился к ней и понизил голос: — Я украл твою добродетель, Уиннифред.
Если б он наклонился еще чуть ближе, мрачно подумала Уиннифред, она смогла бы дотянуться и придушить его.
«Украл твою добродетель» — ну надо же! Как будто она какая-нибудь беспомощная девица, которую он жестоко соблазнил, а поутру бросил.