Леди-рыцарь. Трилогия
Шрифт:
Теперь Сергея окружало хрустальная сфера, искажающая пространство. По поверхности ее били темных тяжелых цветов молнии и сполохи, глядеть на все это изнутри было жутко…
Но пузырь, возвышавшийся сейчас вокруг него, внушал чувство полной защищенности. Молнии расплющивались о водянистые стенки, преобразуясь в сверкающие сполохи. Снаружи клубился туман, своды прозрачного пузыря то и дело подергивались каменистой коркой, которая тут же осыпалась, открывая все те же искривленные прозрачные стены…
Он осел на давно уже ослабевших ногах, уронил голову на грудь. И потерял сознание…
Сергей
Он вяло перекатился на корточки, обессиленно привалился плечом к хрустальной поверхности – видимо, перемещения отнюдь не способствовали хорошему самочувствию – и потюкал по стеклу согнутым пальцем. Пропускает ли эта стенка звук? А то для него самое время переговорить с выдохшимися сэрами рыцарями.
– Эй! Меня слышит кто-нибудь или нет? Стенка пузыря тут же чуть заметно завибрировала, словно отвечая на его голос, – он ощутил эту дрожь подошвами в мягких кожаных сапогах. А ведь до этого пузырь стоял совершенно непоколебимо, даже под ударами самых страшных молний не дергаясь.
Он услышал ответное изумленное восклицание одного из палагойцев:
– Ого! Братья, он говорит!
«А я еще и к прямохождению способен, – устало подумал про себя Сергей. – И вообще по всем признакам человек…»
Ропот, который он теперь слышал, отчетливой волной прокатился по толпе палагойцев. Рыцари вдруг принялись торопливо расступаться. И по образовавшемуся широкому проходу к пузырю прошагал сам старик-прапор. Рожа у него на этот раз была благообразно-постная. А на ней – скорбно поджатые губы.
– Ну, поиграем еще в мечи и орала? – негромким голосом предложил Сергей. – Или уже наигрались?
– Снимите вашу защиту, – напряженно попросил прапор, – и побеседуем. Слово рыцаря, что на время переговоров вы будете в безопасности. Чего именно вы от нас хотите, уважаемый сэр?
Ого, уже уважаемый, с некоторым воодушевлением отметил про себя Сергей. Солидное достижение для человека, который из грязи – да в князи. Вот только жаль, что внезапно появившееся в тоне прапора уважение заработано не столько им самим, сколько грозным амулетом на его руке.
Рука в перчатке, кстати, отчаянно чесалась и зудела.
– Уважаемая пер… Рука Воина, – поправился он. – Пожалуйста, убери пузырь, но не снимай с меня своей защиты. И… – Сергей помедлил, глядя на начавшие опадать вниз водянисто-прозрачные стенки. – И я благодарю тебя за то, что ты все-таки спасла мою туповатую голову.
Которую он умудрился сунуть в пасть целого ордена. При этом, надо признаться честно, он плохо представлял себе, как на него будут нападать. И как при этом поведет себя подаренный амулет: захочет ли он защитить своего нового хозяина от нападений, сможет ли защитить?
Так что некоторая благодарность отнюдь не повредит – и даже, знаете ли, приличествует лицу, спасшемуся в такой передряге… После чуда святого Мил-гота Сергей был твердо уверен в том, что
Стенки упали. Прапор бросил приглушенным голосом несколько слов стоявшим вокруг людям. Черно-золотые рыцари тут же начали расступаться, высвобождая широкое пространствоа вокруг прапора и Сергея.
Полянка, на которой они стояли, уже потеряла свой прежний идиллический вид – вместо деревьев с округло-кокетливыми кронами вокруг теперь возвышались одни обгорелые стволы и каменные скульптуры с полуобвалившимися ветвями, траву заменил ковер из комьев земли и вывороченного наружу дерна…
– Чего вы хотите от нас, милорд… и сэр? – прохрипел высокий седовласый старец, стоящий сейчас напротив него. – Мы выполним любую вашу волю, ибо поединок нами честно проигран… Мы не смогли одолеть вашей силы.
Сергей помедлил, ощущая, как его переполняет сожаление – слишком благородны были эти люди, несмотря на все свои черные дела. Просто их с детства научили разделять мир на гоев и изгоев, но это не было их виной, это было их воспитанием…
– Я предлагаю вам изгнание, – хмуро сказал он, – вместо Проклятия. Уверен, вы, как люди практичные, уже давно в странствиях по мирам присмотрели себе какую-нибудь достаточно уютную землю – без врагов и без сомнительных друзей, с хорошими угодьями и дичью… И безлюдную. Набирайте себе на добровольных началах девиц из ближайших деревень – и вперед, отправляйтесь создавать новый мир, новый народ– свой собственный…
Прапор угрюмо смотрел в землю.
– И разумеется, мне потребуется клятва вашего ордена, что отныне вы не будете угрожать жизни и спокойствию в Нибелунгии.
– Новый народ… – тяжело протянул старик. – Это века. Сколько всего будет утеряно, забыто.
– Ваша просвещенность этому миру пришлась не по вкусу, – устало сказал герцог Де Лабри. – Или вы все-таки выберете Проклятие?
– Нет, милорд…
– Ну вот и чудненько.
Его отвели в одну из комнат палагойского замка, куда тут же явился юноша – почти мальчик – и предложил герцогу подкрепить силы едой. Голос у парня был сердитым, и говорил он практически не разжимая губ. Сергей кивнул, мальчик (впрочем, он был всего года на два моложе самого Сергея) тут же принес в комнату внушительной величины поднос, поставил его на стол возле окна, затем брякнул туда же чашу с водой для умывания и вышел, не забывая по-воински печатать шаг. Лицо у мальчика – то ли пажа, то ли оруженосца – было надутым, как у оскорбленного в лучших чувствах хомячка.
Сергей что-то взял с подноса, вяло пожевал, совершенно не различая при этом вкуса, и повалился спать, по-прежнему не снимая с руки перчатки. Рука чесалась и зудела, но усталость была слишком велика, чтобы он мог из-за этого начать мучиться бессонницей. Снимать же перчатку Сергею вовсе не хотелось – вокруг были отнюдь не друзья, и замок назывался не Дебро, а Чехура.
Своего же приказа-просьбы о защите он пока что не отменял, так что перчатка сейчас оставалась единственным (и достаточно надежным) гарантом того, что его сон не перейдет в вечный в результате, скажем, какой-нибудь крайне несчастливой для него и крайне счастливой для палагойцев случайности…