Леди-Солнце

Холт Виктория

— Милорд, — сказал, запинаясь, один стражник. — Так ли я вас понял?

— Глупцы! — закричал король. — Вы что, не слышите меня? У вас заложило уши? Я сказал: казнить и принести мне их головы!.. Проклятые шотландцы решили сыграть со мной шутку, но я сам пошучу с ними… Что вы стоите? Хотите, чтоб и ваши головы слетели с плеч?! Отправляйтесь!

Стражники ушли.

Вскоре они вернулись с окровавленными головами казненных, и, когда Эдуард увидел, что сделано по его приказу, ярость исчезла, а пришло сожаление. Он

не знал, забудет ли когда-нибудь эти жуткую картину — две светловолосые мальчишечьи головы…

Так нужно было сделать, старался он унять угрызения совести. Другого пути не было. Я не мог проявить мягкотелость. Порою необходимо быть жестоким… А теперь на Бервик! Мы возьмем его штурмом! Кровь кипит!..

Он почувствовал себя солдатом, воином, — он стал им! О, он еще поспорит с дедом и, возможно, превзойдет его!.. С этой поры он должен побеждать. Только побеждать!..

Англичане сумели овладеть Бервиком с удивительной быстротой и легкостью. И, оставив там гарнизон, король поспешил к замку Бамборо, — в нем не остывал воинственный дух. Жестокий дух войны.

Его войско отогнало шотландцев от замка, он убил их предводителя и поспешил в покои Филиппы, которая невозмутимо, как она и говорила ему, ждала его, уверенная, что он придет на помощь и победит.

Они страстно обняли друг друга.

— Бервик у нас в руках, — сказал он. — Я выполнил то, за чем привел сюда войско. Завтра я возьму тебя в Бервик, и ты проедешь с триумфом по его улицам.

— О Эдуард, я горжусь тобой!

Он решил рассказать ей о казни двух мальчиков, потому что не хотел, чтобы она услышала об этом от кого-то другого. Попытался объяснить и оправдать себя.

— Они хотели хитростью заставить меня уйти от Бервика, — говорил он, — и я чуть было не поддался им, чуть не выполнил то, чего они от меня ожидали. Но потом понял, что не должен делать этого.

— Конечно, не должен. Ты поступил правильно.

— Меня охватило безумие. Я был вне себя от мысли, что остаюсь там в то время, как ты в опасности… здесь.

— Но этот замок хорошо укреплен. Мне ничто не грозило.

— Все равно я боялся за тебя и в бешеной злобе приказал казнить заложников.

— Заложников?.. Ты хочешь сказать, этих мальчиков?

Он видел, как она содрогнулась.

— Да. Я ни о чем не мог думать, кроме как об опасности, которой ты подвергалась. И еще об обмане… Это было какое-то умопомрачение… На меня словно что-то нашло…

Она тщетно пыталась скрыть ужас, заполонивший ее душу. Каково матери этих мальчиков, потерявшей сразу двоих сыновей?

— Филиппа, — повторил он, — все произошло потому, что тебе грозила опасность. Ты… моя любимая…

Она почувствовала, что понимает его состояние, и ей стало немного легче. Совсем немного.

— Да, — поспешно сказала она, — это война. Все зло исходит от войны.

— Ты права, — согласился он. — Наверное,

так.

Он хочет забыть… он забудет… Заставит себя… Ведь так было нужно… Зато больше никто не посмеет его обманывать. Ни теперь, ни впредь… Жестокость помогла ему победить сомнения… и противника…

Да, он одержал верх — взял Бервик. Ступил на дорогу побед, по которой пойдет и дальше. Он продолжает мужать, и последние дни очень помогли ему в этом.

Люди станут дрожать при упоминании его имени. Он должен вызывать у них те же чувства, что и его дед. В Англии будет два Великих Эдуарда.

* * *

А Бервик останется английским навсегда — так они условились с Эдвардом Бейлиолом… На мгновение Эдуарда кольнула мысль, что он совершенно не думает о Джоанне. Как она? Где? Что с ней будет, после того как он, ее брат, принял сторону врага?.. Он мотнул головой, отгоняя неприятные мысли и досадные вопросы.

Как бы то ни было, он отплатил за позорный шотландский поход. Ох, как давно это было! Появился другой — новый Эдуард, кто будет их держать в страхе и повиновении, он вдолбит это в их упрямые головы… Сейчас он выполнил то, что наметил, и шотландцы будут знать: английский король слов на ветер не бросает.

Теперь, когда цель достигнута, скорее к детям. Как они там?

Филиппа была счастлива, что вернулась к детям. О казненных по приказанию мужа она больше не упоминала, и тот был рад этому и убеждал себя, что солдат должен быть готов к жестокости и нечего говорить о смерти двоих, если в сражениях гибнут сотни и тысячи…

Когда они прибыли в замок Кларендж, их поразило отсутствие людей и тишина — ощущение заброшенности, запустения. Филиппу охватил страх: где дети? Что с ними?

Эдуард гневно закричал:

— Стража! Где она?.. Где слуги?! Свита!

Филиппа бросилась в детскую.

Трехлетний сын сидел на полу и играл с оловянными тарелками: подбрасывал их вверх и разражался радостными воплями, если удавалось поймать. Изабелла, которой едва исполнился год, ползала возле брата, рискуя попасть под летящую тарелку. Дети были неумыты, в грязной, покрытой пятнами одежде, местами порванной, — но веселились от души.

Королева бросилась к дочери, схватила на руки, та закричала от негодования, Эдуард, узнав мать, радостно подбежал и прижался к ней.

Филиппа обнимала детей, разглядывала их, ощупывала, с облегчением узнавая, что они, благодарение Господу, здоровы и невредимы. И, по-видимому, сыты, судя по личикам и испачканной едой одежде.

Король немедленно созвал в зал всех, кто был в замке, и потребовал объяснить, что тут происходит. Ответом было молчание. Эдуард пригрозил, что, если не получит ответа, это может стоить многим головы, ибо они заслужили самое суровое наказание за то, что бросили королевских детей на произвол судьбы.