Ледовый десант
Шрифт:
«Почему я с ним не пошел? — в отчаянии подумал Нудьга. — Какой из него разведчик! Да и можно ли было посылать троих? Неужели?.. Немцы вот-вот могут начать обстрел прибрежной полосы. До них нет и трех километров. Что же делать?..»
— Возвращаемся на свой берег. Михалюта, видимо, обошел нас и, наверное, уже далеко. — Нудьга помолчал, вглядываясь в полумрак. — Да, надо идти. Оставаться здесь больше нельзя.
Вдруг сбоку замаячила чья-то фигура. Первым ее заметил Цимбалюк.
— Наши! Наши идут! — радостно закричал
— Не стреляйте! — послышался в ответ женский голос. — Не стреляйте!
К минерам подошла молодая женщина, одетая в теплое пальто, обутая в валенки, с узелком, висевшим на руке.
— Кто ты такая? — строго спросил Нудьга.
— Я на тот берег. Ваши бабахнули на шоссе, я и подумала: «Значит, можно перейти залив. А вдруг и их встречу». Одной боязно в такую даль.
Незнакомка бессильно присела на свободное место на санях и разрыдалась, вздрагивая всем телом.
— Вчера в коленях крутило, сегодня бабу встретили. Разве можно ждать в таком случае какой-нибудь удачи? Определенно, нет, — произнес недовольным голосом Воскобойников и уже более приветливо обратился к женщине. — Поплачьте. Быстрее согреетесь.
— Шла на тот берег? — переспросил Нудьга. — А что ты там забыла?
— Село мое под немцами. А на той стороне наши. У меня там знакомые живут.
Нудьга заботливо укрыл ноги женщины рядном, а сверху положил еще и сена.
— Тронулись.
— Н-но, Серый! — крикнул Воскобойников.
Санные упряжки двинулись по направлению к берегу.
Нудьга сел возле женщины.
— Кто же ходит по льду без бузлуков?
— Я ведь в валенках. Я свою стежку знаю с детства. От хаты балкой до моря, мимо зарослей боярышника и терна. Даже пальто не порвала. А потом — мимо двух самоходных барж, что вмерзли в лед под кручей, и сюда.
— Что за баржи?
— На них склад всяких боеприпасов. И немцы там живут.
— Вон откуда стреляли по нашим! — в сердцах воскликнул Нудьга. — Проголодалась, наверно, пока шла сюда? У нас есть сухари, таранька. Похрупай, пожуй, если… если ты не шпионка. Уж больно складно ты говоришь, как по-заученному.
— Сами жуйте свою тараньку, — сердито ответила незнакомка, перестав всхлипывать.
— Как твое имя?
— Натали, Наташа.
— Значит, на нашем берегу у тебя есть знакомые?
— Да. Я уже сказала.
Над санями засвистели мины, прогремели взрывы. Вспышек с берега не видно, поэтому трудно было определить, как далеко находятся немцы.
— Я видела ракеты и слышала стрельбу, — после долгого молчания произнесла Наташа. — Кто-то из ваших наткнулся на эти баржи?
— Возможно, наш командир. Наверное, где-то заблудился. Мы его догоним. Эй, Мусафиров, дай автоматную очередь! И через каждые четверть часа стреляй!
Тишину вспорола автоматная очередь. Где-то вдали справа в ответ прозвучала тоже очередь из автомата.
— Это старший сержант со своими подает знак!
— Точно. Это
— Стреляй, Мусафиров, еще! — закричали обрадованные минеры.
У Наташи перехватило дыхание. Послышалось или в самом деле кто-то назвал фамилию Гната?
— А командир ваш не из студентов? — дрогнувшим голосом спросила Нудьгу.
— Да, из Харькова, Гнат Михалюта. А что?
— Так и есть! — воскликнул кто-то. — Наши стреляют. Три очереди подряд!
— Хорошо, что мы едем к своему берегу! — Нудьга повернулся к Наташе. — Ты его знаешь?
— Знаю. Познакомились перед войной.
Наташа тяжело вздохнула. Скоро увидит Гната. И что же она скажет ему? Ей вспомнились встречи с ним. Их было не так уж и много, но все они врезались в память. О своей любви Гнат говорил открыто, искренне. Она же немного побаивалась его любви. От многих старших по возрасту девчат и замужних женщин не раз слышала, что с мужьями, похожими на Гната, у которых на первом месте наука, творчество, работа, трудно живется на свете. Жена рядом с таким мужем оказывается как бы в тени. Ну куда ей, простой девушке, равняться с ним?..
— Ты не замерзла? — прервал раздумья Наташи Нудьга.
— Нет! Гната больше не слышно?
— Пока что молчит. Знаешь, он славный хлопец. Даже за меня словечко замолвил одной недоступной девушке!
— Почему же она такая недоступная?
— Я только сержант, а она — младший лейтенант.
— А я под Лохвицей встретила никчемного лейтенанта и хорошего сержанта Пепинку. Настоящий боец! Так что дело, наверное, не в званиях, а в самих нас, людях.
Нудьга в ответ промолчал.
«Какой заботливый этот сержант, — подумала Наташа. — Беспокоится, не холодно ли мне. А сперва принял за шпионку… И о Гнате добрые слова сказал. Как жестоко я поступила с ним! Что скажу: Гнату при встрече? Он же клялся мне в любви, верности. А я?..»
Наташе снова вспомнились последние минуты прощания на харьковском вокзале. А потом печальная одиссея под Лохвицей, ее поспешное замужество и трудная дорога к родному селу.
Пришли они в село, когда морозы уже сковывали землю, а залив покрылся льдом. Жили дома, вместе с матерью. Казалось, ей было безразлично, кто и какой у дочери муж: так она была поражена отступлением Красной Армии.
Вскоре одна бомба упала возле самого моста. Взрывом контузило мать. Она стала чахнуть на глазах, словно дерево с подрезанными корнями.
Через месяц немцы предложили Анатолию должность старосты. Он сначала отказывался. Но вскоре подружился с Назаровым, бывшим старшиной, который сдался в плен и стал в селе начальником полиции.
«Что мы, пан Анатолий, теряем? Мои родные где-то на Брянщине, твои тоже где-то за Днепром. Мы тут люди временные. Почему бы нам не пожить по-людски?» — так не раз говорил Назаров шепотом, а когда хорошенько выпьет — во весь голос и в присутствии даже матери.