Ледяная царевна
Шрифт:
Мир не мог найти Дашу там, наверху!..
– Катя… скорей отвяжи метлу! – крикнула Ковалева.
Без лишних уточнений Дображанская ловко расцепила пряжку на своем пояске. Дашина верная метелка нырнула в водное небо следом за Мирославом.
Прошла всего секунда…
Метла вернулась первой – и по ее довольным пике и воздушным па сразу стало понятно, что остальные не заставят себя долго ждать.
Был второй час второй ночи Тьмы, когда Мир вынес на поверхность бездыханную Дашу, положил на пол беседки, и, склонившись над средней из Киевиц, дотронувшись
Правая сломанная нога Даши Чуб казалась полуоторванной, бледное, мокрое лицо покрыл странный налет вечности – точно в чертах ее отражалась вся глубина падения в запредельное царство, в небесный колодец, откуда она не сумела выплыть сама.
– Она мертва, – сказала Катерина. – Но ведь Киевицу невозможно убить?..
– Можно, если смерть произошла по ее желанию. – Маша смотрела на небо.
Множество разгневанных туч так стремительно шли друг на друга, что казалось, сейчас они услышат удар – словно стаи волков, белых и серых, бегущих навстречу, намереваясь вступить в кровавую схватку.
И вот-вот полетят клочки по закоулочкам…
Тучи схлестнулись.
Клочки снега полетели с неба огромными снежками, холодными, морозными, хлесткими – они царапали щеки, кололи глаза.
– Нужно как можно быстрей вернуться в Башню Киевиц, – сказала студентка.
Белый снег успел окраситься нежным светом зари, когда люди властителя вытащили несчастного мальчика со дна колодца. Он был мертв, и его тело успело стать подобным смертельно-белому снегу и покрыться синевой, как тронутые воскрешением солнца дальние холмы Великого Города.
– Нет! – Мать подалась к сыну, упала на колени на снег, но сразу вскочила, хотела бежать к убиенному, но люди властителя схватили ее.
Властительный князь подошел к мертвому отроку первым и склонился над ним. К телу успели примерзнуть осколки льда, один из них – остроугольный, огромный, как неограненный алмаз, мальчик сжимал в руках, перед смертью он тщетно пытался выбраться на лед, сковавший воду в колодце.
Мать плакала, выла.
– Замолчи, – сказал князь.
И она сразу затихла, захрипела, закатила глаза – ему редко приходилось приказывать дважды.
Он подошел к колодцу, посмотрел вниз с непонятной тоской, так смотрят на женщину, которой не суждено обладать.
– Подзвизд будет погребен с почестями – как положено сыну князя, – сказал он наконец. – Моему сыну, – он повернулся к женщине. – После погребения мы построим ему дом.
– Дом? Мертвому!.. – не выдержав, крикнула мать, и ее лицо исказило безумие.
– Молчи, женщина!
Но она не смолчала – заорала:
– Будь ты проклят, князь… будь проклят, князь! И все твои живые потомки пусть… пусть помнят о нем. Пусть он является им во тьме…
Сильная грязная рука закрыла ей сзади рот.
«Пусть он… во тьме…»
Князь вырвался из тьмы своих снов, как из колодца глубиной в тысячелетие.
В спальне
Князь привстал, налил зельтерской воды из кувшина, выпил, поставил стакан и подул на заледеневшую руку.
Безгодие разошлось не на шутку. Душа князя не находила покоя с тех пор, как снег пал на Петербург, с тех пор, как ему приснился тот сон… странный сон, похожий на страшную сказку.
Почему его так беспокоит выпавший снег, точно он пребывает с ним в странном родстве?
Почему кажется столь важным запомнить тот сон, точно тонкая кровная нить тянется от тех странных и страшных событий к его маленькой комнате с синими штофными обоями?
Стоило проснуться, сон расползался, как истлевшая ткань савана в древней могиле. Слова и события таяли, снег за стеклом валил все сильней.
Князь снова подул на холодные пальцы и отбросил одеяло, поставил худые ноги в домашние туфли с меховой опушкой…
Нужно встать… записать… лед, похожий на алмаз. Может, это и есть алмаз?.. одним лед, другим алмаз… такая вот сказка о том, кто живет в колодце с древних времен…
Только его детская сказка не должна быть такой страшной.
– Все слишком похоже на страшную сказку, – мрачно сказала Дображанская.
Утро пред третьей ночью Тьмы было таким же темным, как ночь, таким же белым, как минувшая ночь.
Снег все шел и шел, будто там, за окном, запустили кино – шел всю ночь подряд, не переставая, лишь изредка меняя темпоритм и наклон. Снежинки неслись с неба так, словно бежали в атаку, стремительно неслись на неназванного врага…
Никто не спал.
Дашина любимица – рыжая кошка – безутешно рыдала в углу:
– Мяю… мама…
Пытаясь утешить ее, Белладонна вылизывала Пуфик правое ухо, но это не помогало.
– Мама… мяв… мяв…
На диване, где еще недавно лежал бездыханный, холодный Дан, почивало теперь тело Даши Чуб. И само загадочное исчезновение не поддающегося воскрешению трупа с ходу позволило им разгадать загадку.
– Он обманул Дашу… Он – это Он!
Катя подошла к окну, в который раз с тревогой посмотрела наверх, затем вниз: пять машин, стоявших на обочине Ярославова вала, почти превратились в сугробы и, судя по стремительному снежному темпу, обещали в ближайшее время перевоплотиться из холмов в единый и ровный снежный вал – оправдав название улицы. Свисающие с крыши Башни Киевиц огромные сосульки, размером с окно, были похожи на хищные зубы чудовища, в пасть к которому они угодили.
– Он мстит нам за то, что мы украли с неба ее тело? А мы даже не можем ее воскресить! Попробуй еще раз, – безнадежно попросила Катерина. – Ведь теперь мы знаем, что Дана ты не могла оживить, потому что он был не человеком, а, извините, богом безгодия.