Ледяное сердце не болит
Шрифт:
…Никто не остановил белый фургон Кая ни на посту на пересечении Ярославки и МКАД, ни на въезде в Королев.
Прекрасно. Не хватало ему недоразумений. Сегодня у него еще очень много дел.
Счет времени Надя потеряла на удивление быстро. Да и немудрено было. Ни единого солнечного луча не проникало в подвал, где она находилась. (А о том, что это подвал, можно было судить по затхлой сырости, которая оказалась доминирующим запахом в комнате с грубыми стенами.) С потолка светила голая тусклая лампочка. После того как похититель в очередной раз избил ее, Надя бросилась ничком
И насколько тяжко приходилось ей сейчас в реальной жизни, настолько красивым и радостным оказался сон. Ей снилось солнце, море, скалистые берега неведомой страны. И она – на белой яхте. Яхта покачивается поазоревым волнам, и где-то рядом, она знает, – Дима.
А вот и он. Димка, отфыркиваясь, выныривает из моря, словно Ихтиандр. Прозрачная вода стекает по его красивому лицу. В несколько мощных гребков Полуянов достигает яхты. Хватается за лесенку, спущенную в воду. Кричит ей что-то снизу. Надежда не может расслышать, подходит к борту. Она ясно видит красивый волосатый торс Димы, уже наполовину вылезшего из воды. Она наконец-то может разобрать, что он кричит. «Ты – следующая!» – кричит он. Но, несмотря на то, что солнце ярко светит и даже печет тело, Наде почему-то ужасно не хочется лезть в воду. «Давай, давай, полезай!» – подбадривает Дима. Он уже почти выбрался по лесенке из воды, и его голова находится вровень с бортом яхты. По его загорелым плечам стекают струйки воды. Полуянов протягивает сильную руку. Хватает Надю за запястье. А следующим движением изо всех сил тянет ее на себя. Девушка теряет равновесие. Она чувствует, что летит в воду, и от этого ее охватывает такой ужас, что она дергается всем телом – и просыпается.
Над сырыми стенами светит тусклая лампочка. Сердце колотится так, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди. В ушах звучит голос: «Ты – следующая!» Только теперь ей чудится, что эти слова произнес не Дима, а кто-то другой, грозный, всевидящий… «Купаться в воде, плавать – это к смерти, – вспомнила Надя и многочисленные сонники, и то, как толковала сны покойная мамочка. – В воде плавал Дима… А я летела в море, да не долетела… Не дай бог, с Димой тоже что-то случилось…»
Надежда, потерявшаяся во времени, не имеющая связи с внешним миром, знать не знала, что сон, так хорошо начинавшийся и оказавшийся в итоге зловещим, приснился ей ровно в тот момент, когда журналист, преследуя белый «Транзит», попал в аварию.
Однако и того, что Надя видела во сне, ей хватило, чтобы с новой силой начать беспокоиться. И за возлюбленного, ну а больше – за себя. Фраза «Ты – следующая», произнесенная во сне Димой, болезненно отдавалась в ушах. Вспомнились ужасные крики, доносившиеся вчера из-за стены. Вспомнилось хирургическое одеяние маньяка в мелких брызгах человеческой крови. Оставалось лишь догадываться, в какой очереди Надежда будет следующей. Дрожь пробирала, когда Надя начинала задумываться о том, что ей грозит. Она сразу же, чтобы не сойти с ума от страха, гнала от себя эти мысли.
Девушка встала с кровати. От спанья в одежде казалось, будто она отлежала все тело – и мозги в придачу. Болели синяки на лице, побаливали ребра. Распухла губа, разбитая позавчера (или когда это было?) похитителем. И невозможно было посмотреться в зеркало – не имелось в камере, конечно, никаких зеркал. И причесаться невозможно было тоже – разве что распутать, а потом пригладить волосы пятерней. Но самое ужасное, что негде было помыться – даже лицо умыть. И еще очень хотелось пить. И есть – тоже. Надя подумала, что зря она, конечно, разгрохала тогда миску с кашей. Кусочки каши присохли к полу. Их так никто и не собрал. Но Надя, как ни хотелось ей есть, все равно не смогла бы заставить себя поднимать еду с пола.
Все, что ей оставалось, – лежать на кровати и ждать своей участи. Какой участи? Живодер начнет с ней свои опыты? Или – ее найдут и спасут? Наверняка Димка уже и сам делает все, что может, и всех вокруг на уши поставил.
Однако лежать, сложив лапки, нельзя. Надя почему-то была уверена в этом. Она должна бороться, биться. Трепыхаться, словом. Кто его знает: может, она, как та лягушка из притчи, возьмет и хаотическими своими движениями собьет молоко, где ей предназначалось утонуть, и превратит его в масло, и выберется…
Надя сделала над собой усилие и вскочила. Подошла к стене, из-за которой вчера доносились нечеловеческие женские крики. Постучала в нее ладонью. Крикнула в треть силы:
– Эй, как ты там?
Нет ответа.
Заколотила кулаком. Закричала сильнее:
– Эй, отзовись, как ты?!
А за стенкой по-прежнему тихо, словно в могиле.
Может, той женщины уже и нет там? Или она там, но – мертвая?
Надя застучала по стене изо всех сил. Непонятно почему из ее глаз хлынули слезы. Она во всю мочь заорала:
– Эй!! Подруга!! Отзовись! Прошу тебя! Эй!
В ответ не доносилось ни малейшего звука. Уткнув лицо в ладони, Настя разревелась и сползла на пол.
Неужели она так и не узнает, кем была та незнакомка за стеной, и никогда не увидит ее? И никто не узнает, что она сама, Надя, была здесь? Неужели в этом каземате пройдут ее последние часы?
Вдруг откуда-то сверху она расслышала шум мотора. Затем совершенно явственно над головой прошуршали шины, скрипнули тормоза. Да, там наверху, у него, похитителя, находится гараж. Хлопнула дверца машины, послышались шаги, затем все стихло.
Повинуясь интуиции, Надя поднялась с пола и бросилась на кровать. Сжалась в комок, прикрыла глаза. Отчего-то она решила, что маньяк скоро пожалует сюда. Однако похитителя все не было и не было. Устав лежать в одной позе, Надя повернулась на спину и прикрыла глаза рукой.
И тут наконец задребезжали ключи и запоры. Проскрипела дверь. Откуда-то подуло сыроватым ветром. Дверь захлопнулась. Рядом с кроватью прошелестели шаги.
Надя подавила искушение отнять от глаз руку и поглядеть на убийцу. Почему-то ей казалось безопасней притвориться спящей. Все ее тело напряглось в ожидании чего-то ужасного и непоправимого.
Однако в каземате прозвучали односложные слова:
– Есть. Пить. Мыться.
Каждое из слов сопровождалось коротким стуком или звяканьем о табурет.
Затем он наклонился к ней. Прямо к ее лицу. Надя ощутила сильный запах его одеколона и, на своем лице, его несвежее дыхание, словно у крокодила. Девушка вся сжалась, по-прежнему не отводя руки от глаз. Затем зловонное дыхание отодвинулось от нее, и ставший уже хорошо знакомым голос однотонно произнес:
– Делаешь вид, что спишь. Значит, боишься. Хорошо. Правильно боишься.