Ледяное сердце
Шрифт:
— Капитан… — тихо окликнул он Дарри и показал глазами вниз.
Прямо за каменной кладкой, удерживающей рыхлый берег ручья от обрушения, лежала первая жертва. Вернее, её часть.
Дарри привстал на колено, делая всем знак замереть на месте. Дотронулся до травы рядом, окунул пальцы в кровь.
Они опоздали. Пожалуй, на час, не меньше. Кровь уже остыла и почти свернулась.
Тело принадлежало, видимо, рабочему с мельницы. Вытертые подошвы дрянных сапог и штаны из линялой холстины на завязках, даже без ремня. Верхней части тела не было. Тёмная полоса тянулась по траве вниз по склону прямо к
Сзади раздался странный звук. Дарри повернулся и увидел, что Мартина — разведчика, которого им впервые пришлось взять с собой, рвало в кустах жимолости. Он покосился на Бёртона и указал многозначительно на бедолагу глазами: «Присмотри за ним».
Впервые видеть, что сделал Зверь, тяжело. Только вот Дарри видел это уже много раз. И каждый раз, увы, он оказывался на месте чуть позже, чем нужно. На какие-то полчаса — час, но позже. Однажды он был очень близко, настолько, что почти видел его — кровь ещё была горячей и, вытекая из тел, дымилась, а её железистый запах застилал всё вокруг, перебивая даже сладковатый запах самой твари.
Дарри поднялся с колена, вытер пальцы пучком травы и пошёл в дом.
Нить слабела. Зверя здесь уже нет.
Бёртон последовал за капитаном, держа саблю и кинжал наизготовку. Просевшая дощатая дверь с узором из белых цапель, сорванная с одной петли, перегораживала вход. Дарри отодвинул её, и она ответила жалобным стоном, будто сожалея.
Внутри всё было перевёрнуто: лавки, сундуки, столы — всё расколото в щепья, перед массивной белёной печью валялись опрокинутые вёдра, и среди рассыпанной по полу муки рыжели осколки глиняных горшков.
А ещё кровь. Много крови.
Стены и потолок были просто залиты ею, и тут же, среди битых черепков, муки и щепок лежало то, что осталось от семьи мельника и двух его рабочих.
— Проклятье! — Дарри в сердцах выхватил саблю и рубанул ею ножку лежавшего на боку стола, потом ещё раз… и ещё, пока та не сломалась пополам.
Его переполняла злость.
— Капитан?..
Он обернулся. В дверях, глядя на жуткую картину, стояли Ард и Терри с серыми лицами.
— Что-то он от раза к разу всё сильнее лютует, — пробормотал Терри и вышел.
Ард потёр лоб тыльной стороной ладони и хрипло спросил:
— Что дальше делать будем, капитан?
— Обыщите всё вокруг, какие следы найдёте — зовите. А я… осмотрюсь, — он стремительно вышел, на ходу пряча саблю в ножны.
Обойдя усадьбу, наткнулся за домом на ещё одно тело с оторванной головой, дошёл до леса, где запах слабел. Вернулся. Запах оставался сильным только вокруг дома, и Дарри посмотрел наверх.
Ну, конечно!
Подняв лежавшую вдоль фундамента лестницу, и взобрался на крышу. На старой, покрытой серой чешуёй лишайника и пятнами мха черепице, отчётливо виднелись полосы — следы когтей, тянувшиеся выше, к самому коньку. Дарри полез по следам, словно одержимый, до самой балки, венчавшей двускатную крышу. Здесь запах был сильнее всего, и здесь же следы прерывались, оставив кровавые отпечатки. Нить дрогнула напоследок и растаяла.
Он улетел.
Дарри
Целую неделю от деревни к деревне он шёл за Зверем, словно гончая, то теряя, то вновь поднимая след, а вчера тот стал настолько явным, что Дарри едва не загнал лошадей и свой отряд. И почти настиг его здесь, у мельницы. Следу было не больше двух часов, а место уединённое, и капитан надеялся, что Зверь спешить не станет. Потому что чем более глухими были места его преступлений, тем дольше Зверь оставался там.
На прошлой неделе Дарри не пожалел трёхсот ланей — пошёл к таврачьей старухе. Хотя за это ему могло и плетей достаться. Святой отец говорил, что против Зверя надо идти с молитвой и чистым сердцем, а не с колдовством и амулетами. Но Дарри был не такой дурак, чтобы в верить в подобное. Святому отцу не приходилось встречаться со Зверем, а то бы он не был так уверен в убийственной силе молитвы. Зверь не брезговал и чистыми сердцами. Да и другими частями тела тоже.
А старуха не соврала. Сказала только, что половины от когтя Зверя слишком мало, чтобы сплести поисковую нить, но обещала попробовать. Утром дала ему холщовый мешочек на кожаном шнурке, Дарри заглянул внутрь — клубок шерсти и красных ниток.
— На шею повесь, красавчик, и не снимай, пока не найдёшь его. Дней пять-семь искать будешь, но она тебя приведёт, уж поверь, — рука старухи была тёмной и сморщенной, как сорочья лапа, но при этом горячей. Она похлопала его по груди и добавила: — В тебе есть толика силы, она будет питать нить, но недолго. Так что торопись.
И нить вела. Он чувствовал запах Зверя всё сильнее, знал куда ехать, на что смотреть, словно частичка Зверя появилась в нём самом. И мешочек на груди был тёплым, согревал. Дарри время от времени дотрагивался до него и чаще понукал лошадь.
А теперь вот он остыл. Развязав тесёмки, Дарри заглянул внутрь — шерсть и нитки превратились в труху. Он вытряхнул её на ладонь и со злостью отшвырнул в сторону.
Он так надеялся на удачу. Сеть прикупил у индагарского колдуна не простую, а с вплетённой нитью серебра и жилами чёрной ртути, стрелы с наконечниками из обсидиана, амулет «Серебряный страж» и кинжал с агатовой кромкой. И настойку иглицы пил каждый день. Да толку-то!
Чутьё не подводило, но Зверь каждый раз уходил прямо у него из-под носа. Будто насмехался! И теперь предстояло всё начинать сначала. Тварь сыта и до следующего полнолуния едва ли вернётся. Придётся ехать к генералу с пустыми руками. Да ещё прощайте сто тысяч ланей, обещанных королевой за живого Зверя!
А Дарри нужны были деньги.
Пожалуй, надо поймать того петуха да принести в жертву своей неудаче — отдать хозяйке на постоялом дворе, чтобы сварила похлёбку. Давненько он не ел приличной еды.
Капитан посидел немного на крыше, глядя опустошённо на бессмысленно скрипящее колесо мельницы и седые ели, нависшие над ручьём, а затем спустился вниз. Пройдя через двор, взобрался на каменную кладку низенького забора, достал саблю и принялся править её куском старого ремня. Это успокаивало и помогало собраться с мыслями. Он водил по ней мягкой кожей, начищая и без того сияющий извилистый узор, когда появился Бёртон.