Ледяное сердце
Шрифт:
– Катя, где ты была на протяжении трёх с половиной недель?
– На курорте, – на автомате ответила я.
– А если правду?
Какую правду? Нет правды, ушла и сказала, что не вернётся.
– Это правда.
– Хорошо, тогда закатай, пожалуйста, свои рукава.
Вот теперь душа, сердце, желудок, да, и вообще все внутренние органы находились у меня в пятках. Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Если
– Для чего?
Я всегда говорила чётко, даже, когда боялась, но сейчас голос дрогнул.
– Ты нервничаешь. Ну же, чем быстрее начнём, тем быстрее закончим.
– Вы считает, что я колюсь или что?
– Закатаешь рукава – узнаем.
– Я хочу объяснений. Я их заслужила. Вы меня наркоманкой почти назвали.
– Хорошо. Ты исчезла на длительное время. Неизвестно, где была, чем занималась, и только один человек якобы знал, что ты на курорте. Как только ты вернулась, стала опаздывать, скатилась с отличницы до практически двоечницы. Бледная, черные круги под глазами, ты больше похожа на зомби, чем на нормального человека. Даже раньше ты походила на человека гораздо больше. У меня только один вариант – наркотики.
Круто, какая логическая цепочка. Я себя так чувствую, но я не наркоман. Никогда бы им не стала. Я даже не курю. Они от меня не отстанут. Я сняла пиджак, расстегнула пуговицу на рукаве и начала его закатывать. Как только я закончила это делать, тут же сказала:
– Это не то, что вы думаете, а ещё у меня есть право на телефонный звонок и адвоката.
На пару минут повисла гробовая тишина. Они молчали, потому что были в шоке от увиденного, а я молчала, потому что боялась. Кто мне сейчас поверит, что это следы от медицинских игл капельниц?
Сейчас у них есть только голые факты, сейчас никто из них не будет углубляться в правду.
– Какой телефонный звонок, Серебрякова? Как ты это объяснишь? – он жестом показал на мой уже опущенный рукав.
– Телефонный звонок. Один. И вы всё поймёте. Это не то, о чем вы думаете. Клянусь. Это не то, чем кажется. Поверьте мне, хоть раз, пожалуйста.
Бабушка и дедушка всё это время молчали, а сейчас они вместе с директором покачали головой, давая понять, что у меня нет права голоса. Мне захотелось разрыдаться. Вот прямо на этом стуле перед ними. Что мне теперь делать? Только Стас может подтвердить, что я была в больнице, но и ему сейчас никто не поверит. Есть ещё лечащий врач, но на неё тоже рассчитывать нельзя. Теперь меня только куда-нибудь сдадут. В нарко-клинику, например. Хотя я ни разу в своей убогой жизни не курила, даже не пробовала.
Мои раздумья прервал скрип двери и серьёзный, слишком серьёзный, голос директора.
– Саша.
– Отец.
Ледяное приветствие, казалось, что в воздухе вот-вот повиснут сосульки. Голос был точно такой же, как и у Александры Максимовны, но проблема в отчестве или я совершенно ничего не понимаю, либо я настолько идиотка.
Я видела, как Павел Петрович хотел что-то сказать, но когда мой лечащий врач увидела меня, то тут же перебила его.
– Катя? А ты что тут делаешь?
– Не поверите, сижу и молюсь, чтобы меня тут не убили.
– Не паясничай. Я серьёзно.
– Я тоже. Ах, да. Совершенно забыла сказать, вот они считают меня наркоманом. Это первая причина, почему я здесь. А вы? По мне так ваше отчество и его имя не подходят друг к другу.
– У меня отчество отчима. Я не знала про отца ничего, – потом она перевела на своего отца взгляд и таким же ледяным голосом произнесла, – ты тут совсем с катушек съехал? Она, по сути, не похожа на наркомана. Хорошо, сейчас немного и похожа, но это пройдёт. После курса препаратов, которые она пропила, я вообще удивляюсь, как её организм живет без них.
– А ничего, что я всё слышу и ещё можно мне тех чудо таблеток? А то я еле поднимаюсь с кровати и опаздываю.
– Ты издеваешься? Если да, то я тебя еще на месяц в клинике запру.
– А витаминок, может, каких-нибудь?
– Катя!
– Поняла-поняла. Справляйся, Катя, мол, сама. Сколько я ещё, как овощ буду ходить?
– Ещё недельку, может больше. В зависимости от тебя самой и твоего организма. Катя, выйди, мне нужно поговорить с ними наедине. Иди на урок и, если уж так хочется таблеток, кушай аскорбинки.
Теперь уже издевалась она. Аскорбинки у меня сейчас вместо завтрака, обеда и ужина. Не отвечая, я подошла к двери, положила руку на ручку и уже хотела открыть дверь, как услышала:
– И ты вообще знаешь, что такое еда? Тебе есть надо. Посмотри на себя: похожа на скелет. Тебя вообще кормят?
– Скорее это я всех кормлю, – пробубнив это, я вышла из кабинета.
Какое ей дело, как я выгляжу и ем ли я? Ем, иногда, когда сильно приспичит. Достав телефон и посмотрев на время, я поняла, что на первый урок я опоздала окончательно, на каких-то тридцать восемь минут. Я пошла сразу же на литературу, которая находилась на втором этаже. Подойдя к кабинету и опустив свою пятую точку на скамейку, я тут же услышала звонок с урока. Учащиеся стазу начали выходить, а я достала телефон и начала смотреть на чёрный экран, только, чтобы никто ко мне не лез.
– Ну, и где справедливость? Где она?
– И тебе доброе утро. Не знаю, жизни очень несправедливая штука.
Я даже не стала спрашивать у Лилит, что произошло, ведь она и так все выложит на блюдечке с золотой каёмочкой.
– Эта стерва поставила мне тройку за домашку. Только из-за того, что поняла, что я её списала. Вот только не я её списала, а у меня её списали.
Это было правдой, она была не очень умна в точных науках, а вот английский она знала на «ура». Хотя мои оценки благодаря больнице опустились ниже плинтуса, и все специально меня засаживают, чтобы я попрощалась с золотой медалью, но я все равно пытаюсь выйти на прежний уровень, а именно стать в глазах учителей странной зубрилкой с пятёрками. Все учителя удивлялись, как такая, как я может учиться на «отлично» и очень прилежно. А причина была в одном, я хотела получить золотую медаль и свалить, куда подальше, в универ, чтобы не встречать на улицах знакомые лица. Ну, а еще с жизнью без друзей и увлечений появляется много времени, которое я и тратила на одну учебу.