Ледяной плен
Шрифт:
Но самой страшной проблемой для обитателей Коалиции была сезонная миграция пингвинов с мыса Горн. Не забавных, облаченных в «смокинги» и семенящих вразвалочку увальней, а злобных, зловеще горланящих зверюг, которых сплошной волной черных туш выплескивали на ледяные берега Антарктики изменившиеся за двадцать лет подводные течения. Новый мир мог ожесточить кого угодно — ожесточил он и миролюбивых глуповатых птиц, не прибавив им разума, но озлобив их до невероятности. Схватки с морскими кочевниками не раз уносили человеческие жизни, как отчаянно
Конечно же грызлись и между собой.
…Среди случайно выживших в Последней войне оказался корабль австралийских ВМФ. Когда обуявшее планету ядерное пожарище стало понемногу стихать, капитан решил плыть в сторону Антарктиды — ближе ничего не было. Но, достигнув цели, охваченный безумием экипаж стал мстить всем, кого посчитал виноватым в случившейся катастрофе: русским, китайцам, американцам, щедро пропитывая белоснежные ледники дымящейся, но быстро стынущей человеческой кровью.
Все это время Антарктида безмолвно — а может, и с удовлетворением — наблюдала, как на ее земле год за годом медленно угасают последние очаги уничтоженного человечества.
В просторной столовой российской исследовательской базы «Новолазаревская», расположенной на Земле Королевы Мод, снова вершили суд. В ночь накануне разбирательства кто-то проник в загон с кормовыми птицами и зарезал одну из них. Возбужденно гомонящие люди устроились где попало — на стульях в центре помещения, на сдвинутых к стенам столах, на которых кто сидел, а кто, наоборот, вытянулся, чтобы лучше видеть поверх голов стоявшего перед столом с членами совета высокого блондина средних лет. Кого тут только не было: и голландцы, и французы, и американцы, и японцы с немцами…
К последней народности как раз и относился подсудимый, что вызывало многочисленные недовольные толки среди его соплеменников — еще бы, совет призвал к ответу Ханса Крюгера, одного из самых уважаемых биологов в скудном ученом мире обитателей Антарктики.
— Ладно. Думаю, разумнее всего будет начать с того, кто что видел, — призвав собравшихся к тишине, приступил к разбору дела начальник базы Лев Николаевич Дубков — дородный мужчина лет шестидесяти с брыластыми, плохо выбритыми щеками. — Макмиллан, начнем с тебя.
— Тут и говорить-то не о чем, — буркнул оперевшийся на пустую топливную бочку рослый бородатый американец со сдвинутой на затылок выцветшей ковбойской шляпой. — Я, как всегда после отбоя, ветряки обходил, а это в другой стороне от загона. Ты лучше вон у Бака спроси. Он ведь там по соседству копается.
— А чего сразу я? — замялся под пристальными взглядами окружающих небритый толстяк Бак, на животе которого из последних сил держались пуговицы просаленной клетчатой рубашки. — Ну да, у шестого генератора муфта полетела, я подумал, надо заменить, чего тянуть-то…
— И? — нахмурился Лев Николаевич.
— Закопался до ночи. Потом слышу, у пингвинов в загоне неспокойно, — Бак с неохотой давил из себя слова — вынужденное признание явно давалось ему с трудом. — Вот и пошел посмотреть, чего да как.
— И? — нетерпеливо подталкивал свидетеля Дубков. — Что ты увидел?
— Я подошел к загону, смотрю, дверь приоткрыта. Думал, от ветра распахнулась, вот птицы и загомонили, — продолжал загнанный в угол механик. — Потом гляжу — а замок-то в сугробе лежит.
— Ну да, загон всегда на ночь закрывается! — выкрикнул кто-то из толпы.
— Мы же сколько раз голосовали, чтобы охрану выставить, — поддержали со стола у стены.
— Нечего лишним рукам без дела простаивать! — отрезал сидящий рядом со Львом Николаевичем сухонький старичок. — В котором часу это было?
— В районе половины первого, точно не помню, — прикинул Бак.
— Что было дальше?
— Я зашел внутрь, ясно же — залез кто. У меня с собой разводной ключ был, думал, шугану, если что.
— Продолжай.
— Пошел в темноте вперед. Потом гляжу, в ближайшем загоне возится кто-то. Ближе подошел, вижу, мужик какой-то птицу пожирнее скрутил, одной рукой ей клюв зажал, чтоб не кричала, а в другой нож. Пилит птице шею.
— И кто это был?
— Я сначала хотел Рэнди позвать, — не торопился с ответом Бак и, облизнув губы, кивнул в сторону пожевывающего тоненькую палочку Макмиллана. — Мало ли, может, это кто из австралийцев чокнутых залез? Тогда общую тревогу объявлять бы пришлось…
— Купер, не тяни! — поторопил Лев Николаевич. — Тебя пригласили для дачи свидетельских показаний, а не колыбельную петь. Народ уже засыпает.
— В общем, спрятался я за подпорку и стал ждать, когда он решит свалить. Ну, мужик птицу укокошил, в мешок засунул и к выходу, — встретившись испуганным взглядом с ледяными, немигающими глазами Крюгера, Бак стал быстро закругляться. — А как уже он в дверях под прожектор попал, гляжу — Ханс это!
— Почему сразу не рассказал? — наперебой строго поинтересовался глава Совета. — Ты стал свидетелем тяжкого преступления и смолчал! А если б остатки костей в загоне у собак сегодня днем не нашли, что тогда — безнаказанное преступление?! Все бы птиц резать стали? И дальше что? Через пару месяцев передохли бы от голода! Мы все тут еще дергаемся только благодаря строгой дисциплине!
Присутствующие на собрании нестройно загудели в ответ.
— Я сначала глазам не поверил, — уставился в пол Бак. — А потом… Мы с Хансом вроде как приятелями были: он, нет-нет, да и ссыплет лишнюю пригоршню пшена пожевать. У меня брат больной, сами знаете. Пайки не хватает…
— Жрать надо меньше! Тебя самого хоть сейчас на разделочный стол подавай! — поддел кто-то из присутствующих.
— Почему ты так смело об этом говоришь? — спросил у Бака Лев Николаевич.
— А вы меня не подлавливайте, я кодекс знаю! — вскинул голову механик. — На зерно закон о птице не распространяется. Я и так остаток ночи с пингвинами просидел, когда Крюгер снова замок закрыл.