Ледяной ветер Суоми
Шрифт:
– Хибару.
– Да, ее. Таких у нас называют мёкитупалайнен, то есть «имеющий избу на горе». Потому что арендаторы, как правило, ставят свой дом на пригорке. Или еще у нас есть понятие «лойнен», что значит «гость». Обычно это безземельный крестьянин, который входит в семью богатого хозяина, подчиняясь его правилам. Отрабатывает ночлег и пропитание трудом в самую горячую пору, потом уходит…
Наш злодей как раз из таких кочевников. Он остался круглым сиротой в «Бедственные годы», вырос в приюте и ожесточился сердцем. В первый раз Антти сел в колонию для малолетних преступников за то, что ударил ножом воспитателя. Ему исполнилось тогда
42
Пойка – подросток, парень (финск.).
– Где сейчас Туоминен, известно? – не удержался Лыков.
Кетола проигнорировал его вопрос и продолжил:
– В тысяча девятьсот восьмом году Бобыль ограбил и зарезал пожилую семейную пару. Его поймали и посадили в Абоскую каторжную тюрьму.
– Оттуда больше всего побегов, – сообразил Вихтори.
– Да, он сбежал из нее через два года, задушив надзирателя. Переоделся в его форму и вышел за ворота. Ловкий парень… С тех пор Антти Туоминен стал как призрак. Он где-то скрывается, потом выныривает оттуда, совершает преступление и вновь прячется. Полиция приписывает ему полтора десятка разбоев и шесть человеческих жизней. Так было до нынешнего лета. Теперь ясно, по почерку, что именно Бобыль убил мать с дочкой в Улеаборге и сторожа здесь, в кондитерской. А потом кассира Раутапяя. Забрал триста тысяч рублей и снова исчез.
– А записка, что кассир убит за то, что не хотел дать денег на партизанское движение? – спросил кандидат на должность.
– Уловка, как и предположил Лыков.
– Значит, мы возобновляем дознание?
– Да. Вопрос только в том, с чего начать, – сердито ответил Кетола. – У Бобыля где-то имеется очень хорошее убежище. Три года найти его не можем!
– Я выезжаю в Абоскую тюрьму, – заявил статский советник.
– Зачем? Вчера я там был, расспрашивал сокамерников. Пусто.
– А ты им предлагал денежную награду, если дадут след?
– Как я мог обещать? – еще более сердито ответил главный столичный сыщик. – Это только ты можешь давать такие обещания.
– Вот для этого я и поеду на каторгу, – спокойно пояснил Лыков. – Организуй, чтобы меня там приняли и помогли. Осведомление в камерах имеется?
– Должно быть.
– Тогда полный ход, как говорил покойный Благово, мой учитель, в прошлом морской офицер. Чего сидим?
Кетола морщился и тянул время. Алексей Николаевич тоже решил рассердиться:
– Эй, финский Путилин! Ты хочешь поймать убийцу или нет?
«Путилин» поднял на него затравленный взгляд:
– Если ты возьмешь его живым, он начнет рассказывать, кто нанял его отобрать деньги у беглого кассира.
– Может, начнет, а может, и промолчит на сей счет. Боишься за своих друзей-активистов? Ты же сам и будешь его допрашивать, а меня и близко не подпустишь.
Комиссар
– Вы здесь творите, что хотите. Генерал-губернатор Зейн может, к примеру, дать приказ посадить Туоминена в вашу военную тюрьму. И допрос его поручить статскому советнику Лыкову. Что мне тогда делать?
Командированный понял, что пора объясниться. И он начал, не смущаясь присутствием свидетеля в лице Вихтори:
– Юнас, ты же меня знаешь не первый год. Я хоть и служу короне, но не оголтелый русопят. И симпатизирую вам, вашему трудолюбивому народу…
На этих словах Коскинен фыркнул и согнулся пополам:
– Ой, не могу! Этих пьяниц и драчунов вы называете трудолюбивым народом? Матерь Божия…
Старшие переглянулись и тоже расхохотались. Лыков дал помощнику отсмеяться и примирительно заявил:
– Нет народов плохих или хороших, все примерно на одну колодку. Пьяниц у вас, признаться, с избытком. Ну а у нас меньше, что ли? Так я продолжу. Не хочу я вам зла, господа суомцы. И обещаю согласовывать свое дознание с вами. Мне надо выполнить приказ министра, вернуть в Россию деньги. Самого вора уже жарят на сковородке в аду, он ускользнул от наказания, сбежав на тот свет. А деньги верните. Они не ваши, а Алексея Васильевича Смирнова. На этой позиции мы можем договориться?
Кетола покосился на кандидата и подтвердил:
– Можем. Считай, уже договорились.
– Телеграфируй в Або. Пусть подготовят тех, кто сидел с Бобылем в одной камере или проходил с ним по одному делу.
– Вихтори возьми с собой, – то ли приказал, то ли попросил комиссар.
В Финляндии имелось всего две каторжных тюрьмы – одна в Гельсингфорсе, вторая в Або. Столичная вмещала примерно 470 арестантов, которые сидели в 350 одиночных камерах и 2 общих. Абоская каторга рассчитана была на 800 мест, и они редко пустовали. Тюрьмами в Великом княжестве ведало собственное Главное тюремное управление. Оно подчинялось Экспедиции юстиции Хозяйственного департамента Сената.
До 1848 года преступников, подлежащих смертной казни и помилованных по монаршему милосердию, ссылали пожизненно в Сибирь. Потом ссылать перестали; убийцы отбывали бессрочную каторгу у себя дома, а именно в Або. Караул там был сильнее, чем в столичной тюрьме, но побеги случались регулярно.
Статский советник и приставленный к нему кандидат на классную должность прибыли в город на поезде, затратив на дорогу пять с половиной часов. Они остановились в гостинице «Гамбургер Берс» на Рыночной площади. Лучшая в городе! Вихтори сначала с непривычки стеснялся богатых интерьеров и высоких цен. Но Лыков платил за все не моргнув глазом, и помощник скоро привык и даже вошел во вкус. Ну совсем как Азвестопуло…
Приезжие позавтракали, немного отдохнули с дороги. Потом явились в полицейское управление на Николаевской площади, представились полицмейстеру и получили письменное разрешение на посещение тюрьмы.
Лыков, как всегда в командировке, жаждал осмотреть новый для него город. Русские трижды брали Або: в 1318-м, 1713-м и 1742 году. И всякий раз возвращали шведам по мирному договору. Наконец в 1808-м Або взяли в четвертый раз и уже оставили себе. Он был столицей Великого княжества до 1819 года, когда управление перенесли в Гельсингфорс. Сейчас в Або (финны произносили его как Обу) проживало сорок тысяч человек. Статский советник пытался попасть в старый замок еще до посещения узилища, но помощник его одернул: делу время, потехе час.