Легенда о гетмане. Том I
Шрифт:
24 октября войска Хмельницкого двинулись к Замостью, а татарский чамбул Карачи-мурзы отправился в Крым. Вместе с ним Хмельницкий передал богатые подарки для хана Ислам – Гирея.
На раде гетмана с полковниками и старшиной было принято решение поддержать на сейме кандидатуру Яна Казимира, направив в Варшаву депутацию казаков для участия в работе сейма.
Гетман знал, что без осадных орудий такую могучую крепость, как Замостье, взять штурмом невозможно и накануне выборов короля не хотел раздражать без необходимости сенат и сейм. Хотя его войска и двигались вперед, Хмельницкий приступать к осаде Замостья не торопился. Однако гетман пристально следил за окружающей обстановкой, постоянно проводя глубокую рекогносцировку местности. Он хорошо знал коварство поляков,
Как-то в конце октября Дорошенко и Тимофей Хмельницкий проезжали по лагерю, о чем-то неторопливо беседуя, когда вдруг увидели полковника Ивана Серко, стоявшего перед группой казаков своего полка и что-то громко им втолковывавшего. Подъехав ближе они поняли, что Серко ругает подчиненных за то, что они плохо осваивают фехтовальное искусство, в ответ кто-то из казаков бросил реплику, что учителя, мол, плохие.
Дорошенко и Хмельницкий, наслышанные о крутом нраве запорожского полковника, подумали, что теперь дерзкому казаку не сдобровать, но к их удивлению, Серко вдруг сбросил с себя кунтуш и рубаху, оставшись голым по пояс и в одних шароварах. Затем он взял в обе руки по сабле, поданные ему кем – то из казаков, и пустился в пляс. Он перебирал ногами с такой быстротой, что за ними трудно было уследить, а затем стал танцевать вприсядку выбрасывая ноги вперед. Одновременно сабли в его руках выписывали замысловатые петли, круги, восьмерки и другие фигуры, образуя вокруг полковника сверкающий купол.
– Боевой гопак, – вдруг сказал Тимофей, обращаясь к Дорошенко, – Петро, это же боевой гопак! Мне о нем как-то рассказывал отец.
Дорошенко тоже слышал об этом знаменитом искусстве сабельного боя, но ему никогда не приходилось видеть его воочию.
Между тем, Серко все ускорял движение рук, не переставая плясать вприсядку, и сабли в его руках слились в одну сверкающую сферу.
– Интересно, отразят ли сабли пулю, – вдруг громко спросил Тимофей.
– А ты попробуй, – донесся спокойный голос полковника, который, казалось, совсем не чувствовал усталости. – Только стреляй под углом, чтобы самого рикошетом не задело.
В то же мгновение Тимофей выдернул из-за пояса пистолет, взвел курок и выстрелил в сверкающий круг. Но Дорошенко успел заметить, что целился он так, чтобы пуля не попала в Серка. Едва раздался выстрел, как пуля, звучно ударив сверкающую сферу, срикошетировала и улетела в сторону. Серко же продолжал, как ни в чем не бывало, плясать гопак дальше.
Когда, наконец, он закончил пляску, его окружили восхищенные казаки. Протолкавшись к полковнику, Тимофей с Петром попросили научить и их такому искусству боя. Натягивая рубаху на свой крепкий, перевитый канатами мышц торс, Серко улыбнулся:.
– Что, задело за живое? Я вот тоже помню, как первый раз увидел, не мог успокоиться, пока сам не выучился. Только, чур, уговор, тренироваться всерьез и постоянно.
Они скрепили договоренность крепкими рукопожатиями.
С тех пор каждое утро Дорошенко и Тимош тренировались у Серко приемам боевого гопака. Тот щедро делился тонкостями этого искусства и в течение буквально двух недель они усвоили его в совершенстве.
– Теперь, – удовлетворено сказал Серко, – я больше ничему учить вас не могу. Все, что знаю я, знаете и вы. Остальное зависит от того, как будете тренироваться.
Выждав момент, когда он остался наедине с Дорошенко. Серко сказал:
– А ты, Петро, подойди завтра с утра, хочу тебе кое-что показать, только приди сам один и никому не слова.
Заинтригованный Дорошенко едва дождался следующего дня и с самого утра разыскал Серка. Они выехали за пределы табора и, отъехав с полверсты в безлюдном месте, Серко остановил
– Я за тобой внимательно наблюдал все это время, сказал он Петру, мне кажется, что я могу научить тебя еще кое – чему.
Он спрыгнул с коня и пошел по лугу. Дорошенко последовал за ним.
Внезапно Серко остановился и сказал:
– Попробуй сейчас напасть на меня.
– Зачем? – удивился Дорошенко.
– Увидишь. Беги ко мне и пытайся ударить. Хочешь кулаком, а хочешь – саблей.
Дорошенко пожал плечами и рванулся вперед. Точнее хотел рвануться, но, взглянув в лицо стоявшего перед ним шагах в десяти Серко, не смог сдвинуться с места. Лицо полковника напоминало каменную маску, а глаза, казалось, испускали какую-то неведомую энергию. Он делал медленные пассы руками и, повинуясь им, тело Дорошенко то наклонялось вперед, то ложилось почти параллельно земле. Он пытался собрать всю свою волю и сделать хотя бы шаг вперед, но не мог, ноги не повиновались ему. Наконец, Серко резким движением свел руки вместе и Дорошенко, не удержавшись на ногах, упал. Поднявшись с земли, он ощупал себя и убедившись, что все кости целые, подошел к Серко. Тот, достав из кармана трубку, набивал ее табаком.
– Ты, что Иван, колдун? – со страхом в голосе спросил он.
– Есть немного, – ухмыльнулся тот, но, заметив, что Дорошенко воспринял его слова всерьез, поспешил добавить:
– Никакого колдовства в этом нет, поверь мне, просто не у каждого получается. Если хочешь, я научу тебя, как это делается. Но только имей в виду, искусство это смертельно опасное, стоит чуть-чуть ошибиться и можно человека убить или лишить разума.
Казацкая армия медленно приближалась к Замостью, однако новостей из Варшавы все не было. Гетмана беспокоило, что сейм никак не мог закончить свою работу, а между тем близилась зима. Зная привычку панов не торопиться с приездом на сейм, а потом без особой спешки включаться в его работу, он понимал, что выборы короля могут затянуться надолго. Не то, чтобы у Яна Казимира был серьезный соперник, но просто каждый магнат из своего голоса будет пытаться извлечь максимальную выгоду для себя и все это может затянуть процесс выборов на неопределенное время. Сейм и так уже заседает с августа, а конца его работе и не предвидится.
– Значит, – решил, наконец, Хмельницкий. – надо поторопить панов – радных.
Он, хлопнув в ладоши, позвал джуру и приказал ему срочно разыскать Дорошенко, который в то время выполнял при нем функции начальника личной гвардии.
– Вот что, сынку, – обратился Хмельницкий к юноше, когда тот появился в шатре, – возьми сотни три казаков, больше не надо и поезжай-ка к Замостью, разведай там местность. Может, языка захватишь, ляха какого-нибудь познатнее. Мне позарез нужны свежие новости из Варшавы.
Дорошенко поклонился в пояс гетману и вышел. Разыскав Верныдуба, он поручил ему срочно отобрать три сотни казаков для выезда на разведку.
– Выбери самых надежных, и пусть каждый возьмет припасов на три дня, за это время, думаю, обернемся. Выступаем, как стемнеет.
В Прикарпатье уже пришла поздняя осень. Прозрачный лес, сбросивший свой осенний убор, стоял голым на склонах невысоких в этих местах гор. В эту пору года смеркалось рано и отряд Дорошенко неспешно продвигался вперед почти в полной темноте. Небо закрыли густые тучи, ни звезд, ни луны видно не было. Сотник надеялся, что, может быть, Замойский выслал разъезды в окрестностях замка и рассчитывал, напав на один из них, захватить «языка», но все тихо было вокруг. Не было слышно ни топота конских копыт, ни человеческой речи, только порой издалека доносился волчий вой, да ухал филин в ближнем яру. Ближе к Замостью вдоль дороги пошли хутора и села, поэтому казаки старались ехать лесом, чтобы не привлекать внимание местных жителей. Выезженные кони осторожно ступали подкованными копытами по опавшей листве, самостоятельно выбирая дорогу. Отряд продвигался бесшумно, лишь изредка какая-нибудь из лошадей негромко всхрапывала или доносилось тихое ржание другой. Многие казаки дремали на ходу в седлах, сморенные дневной усталостью, другие негромко переговаривались между собой.