Легенда о Плоской Земле
Шрифт:
Геометр тихонько подошёл и, держась в стороне, тоже пристроился рядом с пламенем. Он заметил, как одна из алых, девушка лет шестнадцати, посмотрела в его сторону. Сначала он не придал этому значения, но потом заметил, что она не отводит от него глаз. Узкий подбородок и переносица, пухлые губы, воспалённые веки серых глаз, цвет которых был хорошо различим при ярком свете полыхавшего ритуального костра, широкий лоб и вытянутое лицо – она очень сильно кого-то напоминала. Подругу матери, с которой они работали прислугой у какой-то княжны.
Геометр вырос в очень бедной семье. Его отец рано умер, оставив после себя гроши, жить приходилось в землянках с чернорабочими. Церковь, куда маленький Тихон постоянно бегал в детстве, стала его главным прибежищем,
«Не родственницей, а дочерью», - подумал Геометр. Теперь он вспомнил маленькую девочку, которая любила подглядывать в приоткрытую дверь, подсматривать из-за дверного торца за тем, как они с матерью убирали комнаты. Бывало, Тихон подыгрывал ей, делая вид, что не замечает, а потом сам хватался за торец и выглядывал в другую комнату. Хохотавшая девочка принималась убегать, а он вполсилы гонялся за ней, позволяя себя победить.
Молоденькая послушница алых, не отводившая от него глаз, его тоже узнала, потому и рассматривала с интересом, не свойственным представительницам этой секты. Геометр постарался изобразить недоумённое выражение на лице, как бы задаваясь вопросом «Кто это у нас тут?». Пытался подражать себе десятилетнему. Похоже, получилось неплохо, потому что девушка улыбнулась, но быстро опомнилась и опустила голову, скрыв лицо за своим алым капюшоном, напомнив улитку, скрывающуюся в своей раковине.
«А ведь я никогда не видел улиток, только читал о них», - с грустью подумал Геометр, размышляя о том, что было бы неплохо получить разрешение посетить подземный мир и посмотреть на тамошние диковины.
Спустя какое-то время алые ушли и в святилище осталось гораздо меньше людей. Геометр подошёл к пламени поближе и, разглядывая его языки, вспомнил о мешочке, который Мечтатель показал им за столом. Неужели рассказы о порошке правдивы? В памяти Геометра возникла картина из далёкого детства. Он, закутавшись во всё тряпьё, какое только сумел найти в вещевом ящике, тайком перебирается за границу города и карабкается вверх по горе. Забирается на выступ, с которого можно обозревать окрестности на многие десятки километров и видит вдали среди зубчатых скал, окружающих кажется весь мир, огоньки, мириады огоньков. Это они – другие люди. Живут там по собственным законам и правилам. Может быть такие же, как сам Тихон и его мама, а может быть совсем на него не похожие. Там внизу слышен шум разбивающихся волн, гул ропщущего моря, отделяющего Ось Мира, как называли жители княжеств свою гору, от остальных миров, огоньки которых Тихон и наблюдал тогда. Ощущение приключения, светлой мечты, чего-то неизведанного. Ощущение насыщенности жизни смыслом, надежды на то, что когда-нибудь кажущееся непреодолимым море удастся пересечь и княжества наладят связи с другими неведомыми мирами, их князьями, их чернорабочими и простыми ребятами, такими как Тихон…
Этот зов приключений, детская страсть, желание побывать в местах, где горели эти огни, Геометр пронёс через всю жизнь и не переставал надеяться, что он ступит когда-нибудь на почву другой горы и познает другие миры, других людей и другие государства.
– Ты всё ещё здесь, - отец Градимир бесшумно подкрался к Геометру. Верующие в догмы церкви Первопламени не молились, как это делали алые, поскольку верили в безличное начало. Вместо молитвы они проводили ритуал сосредоточения, заключавшийся в самоуспокоении и принятии мира таким, каков он есть. Первопламя предопределило мир в момент творения, но человеку всё же подвластно вынести испытания, которые выпадут на его долю, если он откажется от претензий изменить то, что изменить
Вмешательство в процесс сосредоточения считалось грубостью, поэтому, хоть Геометр и думал о своём, а не занимался сосредоточением, поступок отца Градимира его удивил. Градимир прочитал обиду во взгляде своего подопечного, слабо улыбнулся.
– Не прикидывайся, я знаю, что ты витал в облаках.
Геометр улыбнулся в ответ, подтвердив подозрения своего первого учителя.
– Пойдём, мне нужно с тобой поговорить, - сказал отец.
Геометр кивнул, и они отправились вновь вверх по винтовой лестнице в помещения для служителей. Войдя в свою комнату – скромно обставленная мебелью, она чем-то напоминало Геометру дни его детства, которые он провёл в общих комнатах для чернорабочих – отец Градимир жестом пригласил своего гостя последовать за ним, заперся, сел на невысокий стул без спинки, гостю предложил присаживаться на простенькую лавку у стены, которую сам отец использовал вместо кровати.
– Как ты смотришь на то, чтобы переселиться к нам в церковь? – спросил отец Градимир.
– Зачем? – удивился Геометр. Отец Градимир знал, что он не связывал своё будущее с церковью Первопламени, а помогал в лазарете по внутреннему побуждению и в благодарность за помощь, которую церковь оказывала ему в детстве.
– Ты хороший лекарь, один из лучших. Ты верно определяешь хворь, знаешь, как лечить и как утешать несчастных. Это достаточные причины.
– Вы же знаете, что я никогда не собирался стать частью церкви, - неуверенно ответил Геометр, всё ещё не понимая, что происходит.
– Не становись, просто поживи здесь какое-то время. Год, может два.
Геометр пристально посмотрел на священника. Он не понимал, что происходит и почему тот делает ему такое предложение.
– Знаю, ты удивлён, но я не могу рассказать тебе всего, - Градимир снова верно прочитал мысли Геометра. – Но считаю и даже настаиваю на том, что ближайшее время тебе лучше перебраться в церковь и пожить здесь.
Священник тяжело вздохнул, склонил голову, закрыл лицо руками, длинными тонкими иссушенными пальцами стал потирать веки, потом виски.
– Я не знаю, что сказать… - честно признался Геометр.
– Ты ведь не помнишь прошлую войну, да? Хотя должен. Насколько деревья в роще времени стали толще с тех пор?
Отец Градимир отсылал к принятому в княжествах способу измерения времени. В самой глубокой системе пещер, куда пробивался свет Первопламени, вблизи стольного града, где правил великий князь, росла роща удивительных деревьев, поверить в существование которых обитателям поверхности очень сложно. Деревья прорастали из толстых сводов пещеры и тянулись вниз, к свету Первопламени. Их стволы достигали в диаметре пяти метров. Причём рост этот, насколько можно было судить при помощи грубых измерительных средств, которыми располагали ученые княжеств, был приблизительно равномерным. Поэтому за год принимали период времени за который толщина ствола увеличивалась на десять сантиметров. Как правило, каждые десять лет выбирали одно дерево и с его помощью вели летоисчисление.
– Помню, но не слишком хорошо, - честно признался Геометр. Ему тогда было около десяти и их – бедных рабочих – конфликт между княжествами практически не коснулся. Геометр знал только, что верховный князь то ли обнаружил заговор против себя, то ли сошёл с ума и поверил, что этот заговор существует, повёл войска из нижнего мира и прошёлся огнём и мечом по ряду княжеств. Тогда был казнён отец Аристократа, а самого мальчика спасло то, что он был отдан на воспитание в другую семью, которая после казни отца ребёнка усыновила его, спасая таким образом от расправы.