Легенда об Ураульфе, или Три части Белого
Шрифт:
— Громко кричат.
— Чтобы это услышать, глаза не нужны. Почему они так кричат?
— Не знаю. Там есть один — очень неровно летит. Того и гляди, упадет. Падает! Мирче, он падает.
— Разве ты слышал выстрел? Или кто-то напал на ворлана?
— Нет. Ничего не случилось. Ничего заметного глазу.
— Слушай меня, сынок. Ты дойдешь до селенья, купишь лошадь с повозкой — и отправляйся в город. Вальюс решится, я знаю. Он выступит на Совете — как только ты привезешь мешок. Так что лучше тебе побыстрее добраться до Города, — Мирче уже разворачивал
— А ты? Ты куда?
— Кое-что нужно проверить — там, где упала птица.
— Но ты ж ничего не увидишь! — Ковард боялся расстаться с Мирче, боялся ехать один.
— За меня не волнуйся, сынок. Кое-что я вижу лучше всех остальных. Я способен увидеть белое, я способен смотреть на свет. И еще я могу опознать черноту. Я чувствую черное, Ковард. То, что убило птицу, было черного цвета. Давай, сынок, торопись. Вальюс ждет тебя на Совете.
Глава пятая
«Подослал ко мне молокососа — вразумить сверхмастера Вальюса; вдруг тот еще не знает, что наступил предел! Решил открыть мне глаза!» — Сверхмастер изящных ремесел с досадой захлопнул окно, опустил тяжелые шторы, налил себе чаю покрепче и уселся в большое кресло, сбросив с ног башмаки.
Вальюс всегда так делал, когда его допекали неприятные мысли. Когда желал лишь покоя. Нужно предаться лени и забыть обо всех тревогах. Лень убаюкивает, внушает, что кругом царит добрый мир.
Добрый-предобрый.
Тягучий, как шоколад.
Мутный, как желтая пленка на дне.
Невымытой чашки.
Тошнотворный и лживый.
Подслащенная горечь.
Зверя бей, бей, бей! Не жы-а-лей, не жы-а-лей!Пьяная песня пролезала сквозь щели и мешала предаться покою.
За окном бушевал праздник Красного Духа.
Ради этого праздника Крутиклус залил своими слюнями парадную залу Совета.
«У охотников есть обычай чествовать Красного Духа. Важи, это не так уж страшно. Вспомните, каждая гильдия празднует свои праздники: праздник первой рубахи, праздник крепкой подметки… Было бы очень разумно узаконить обычай охотников, хотя у них нет своей гильдии. Небольшая уступка пойдет Совету на пользу. Охотники — надо признать! — стали влиятельной силой. И они отнесутся к такому решению с благодарностью и восторгом».
Что касается «благодарности», то Крутиклус точно не остался в накладе.
А с восторгом охотников Совет теперь не знает, что делать.
В прошлом году во время «гуляний» молодчики в красных шляпах взломали почтовый птичник гильдии трубочистов, свернули головы птицам и испачкали кровью стены. Наутро трубочисты направили жалобу в городской Совет: пусть
А недавно те же весельчаки поймали на улице подвыпившего портняжку, нацепили ему на голову шапку с рогами, заставили убегать и спустили собак. Бедняга умер от страха раньше, чем его настигли собаки.
Вальюс сморщился и потянулся к чашке.
— Кр-ы-асная шляпа на голове-е…«Мирче, я все понимаю! Да, наступил предел. Но сказать на Совете: „Надо призвать Ураульфа!“ — способен только безумный. Ты слишком многого хочешь. И почему, скажи, почему это должен быть я?» — «Парень! Ты кое-что понял про мозаику с Белым Лосем. И еще: ты сверхмастер, Вальюс. Ты под защитой Башни».
Под защитой Башни! Чай обжег ему небо, и Вальюс отставил чашку. Его образ мыслей и так многим кажется подозрительным. Крутиклус то и дело намекает на это. Мирче удобно думать, что сверхмастеру Вальюсу ничего не грозит. И поэтому Мирче может его использовать.
«Мирче, однажды ради тебя я уже рисковал. Разве мы не в расчете?»
Четыре радужных цикла миновало с тех пор. Но Вальюс до сих пор помнит все до мельчайших деталей. Он стоит на трибуне в зале Совета.
— Вы утверждаете, важ, что отщепенец ослеп, и Совет по этой причине должен быть к нему снисходителен? — председатель Совета Клунус с сомнением покачал головой. — Отщепенцы очень опасны! Они подрывают авторитет Закона!
— Последний из отщепенцев не представляет опасности, он просто больной старик. Я прошу Совет проявить милосердие, — язык сверхмастера Вальюса ворочал слова, как камни. А ему нужно быть убедительным. Если он проиграет, отщепенца ждет заключение. А может быть, смертная казнь.
Два затменья назад прилетела почтовая птица: кто-то просил сверхмастера приехать в «Большую лосиху». Это было неблизко, но Вальюс, повинуясь невнятному чувству, неожиданно согласился.
— Листвинус! — У Вальюса перехватило дыхание, и приветствие получилось сложным: в нем смешались радость, жалость, испуг. Листвинус стал совершенно седым. На его посеревшем лице отпечатались тени лишений, а потери оставили память в виде глубоких морщин. Но Вальюса больше всего испугали глаза. Когда-то живые, зеленые, как весенние листья, они выцвели и помертвели. Сколько же лет Листвинусу? Разве он такой старый?
— Парень, не стоит пугаться. Это всего лишь следы непростого урока: с непривычки на Белое смотреть почти невозможно. Если кто-то захочет заявить об этом в Совете, я могу быть живым доказательством.
— Листвинус! Ты возвратился! Но это…
— Невозможно? — губы лекаря растянулись в улыбке. — Придется поверить: мне удалось уцелеть. Кейрэки были добры, но решили, что мне лучше вернуться на остров. Если я, конечно, хочу еще малость пожить. Пришлось согласиться.