Легенда
Шрифт:
ми по поручням:
— Наивный ты все-таки, Толя. О таких вещах как-
то не принято говорить. Ну что? И нам приписывают…
Нет, от тебя мы не зависим. Но, если в перерыве нам
удастся перекинуть один-другой пакет арматуры, это
уж наш калым.
— Это награда за сверхурочный труд. Она исполь-
зована на покупку приемника,— назидательно сказал
Ефремович.
— Но все-таки калым, Ефремович?
— Мы с тобой еще не имеем коммунистической
сознательности.
зал Ефремович.— Они разъедают, подобно червю, ду-
шу даже самого чистого человека. Будь здесь ангелы,
и они, возможно, приписывали бы. Человек любит ко-
пейку. Даже если она нетрудовая.
— Все это так, Ефремович. Но что же мне делать?
108
— Гони их в шею,— сказал Ефремович.
Саша захохотал, а я махнул рукой и начал спу-
скаться. Я решился! В тот же день я не поставил ни
одного лишнего крестика. «Рвач с золотыми зубами»
уничтожил меня взглядом. Грустный «00-77» стал еще
грустнее. На другой день я заметил, что работается
легче, без напряжения, и обрадовался. Но… было при-
нято семьдесят машин. Дальше — шестьдесят. По-
том — сорок.
Они удрали! Занаряженные под наш кран, некото-
рые шоферы делали для виду одну — две ходки и
уезжали на другие участки, где им приписывали.
Бригада начала задыхаться без бетона. Где бетон?
Где бетон? Я молчал. И только я да крановщик знали,
в чем дело. На других участках машины стояли очере-
дями.
А Генка-цыган как ни в чем не бывало возил себе
и улыбался ослепительной улыбкой:
— Говоришь, калыму не даешь, так я слышал?
Чудак, вам же хуже. Какой у вас будет процент, ты по-
думал? Нет, ты припиши, припиши, да только не да-
ром. Пойми! Ты припишешь ему, он для тебя на все
готов: домой отвезет как начальника, утром на рабо-
ту привезет, дров тебе надо — дровишек подбросит,
бензину тебе — на! Надо уметь пользоваться, а не вра-
гов наживать!
Да. Так я обрел первых врагов и крепко навредил
бригаде… Нет, я ничего не понимаю.
ВСЕ ЗА ОДНОГО
В мои обязанности входит закрывать бадью, когда
она возвращается из блока пустая. В первый день ры-
жий Николай делал это в блоке сам, но там бадья ка-
чается, «ходит», это опасно и трудно. У нее есть в дни-
109
ще створки. Нажать рычаг — и створки сдвигаются.
Со второго дня это стал делать я.
— Нас-собачился, ну и хв-ватит филонить! — «про-
инструктировал» меня Николай.
И вот однажды случилось такое, что мне и сейчас
вспомнить жутко.
В ту смену бетонировали только мы, и все самосва-
лы волей-неволей сбились у меня. Была такая же
сумасшедшая работа, как в первые дни. Я бросался к
рычагу, всем телом наваливался, захлопывал створки,
орал шоферу «Валяй!», крановщику «Вира!», был
возбужден, и хотелось петь.
Как я закрутился, как я забыл — кран рванул оче-
редную бадью, поднял над эстакадой… и вдруг створки
распахнулись, и страшным потоком вся многотонная
масса бетона рухнула из бадьи на помост, так что гром
разнесся и перила задрожали. Хорошо еще, что побли-
зости никого не оказалось! После «философского
объяснения» Ефремовича я держался подальше от ба-
дьи, когда ее трогал кран.
Саша поболтал в воздухе пустой бадьей — из нее
вывалились остатки — и тяжело ухнул ее на настил,
рядом с горой бетона.
Я схватился за голову. Бежали мастера, кто-то ко-
стил матом, кто-то мне что-то доказывал… Шел бетон!
Ведь как шел бетон!
Все остановилось из-за меня одного. Сигналили са-
мосвалы, каждый старался объяснить мне, что надо
всегда закрывать створки, как будто я сам не знал!
Бетон завалил половину проезда, но вторая свободна.
Я закрыл злополучный рычаг и принял решение:
подавать бетон, а эта гора пусть лежит. Холодный пот
выступил у меня на лбу: если она схватится и засты-
нет, потом понадобится бригада с отбойными молотка-
ми, чтобы убрать. А что уж будет мне!..
110
— Давай подгоняй! Вали!
Две машины принял. Кран понес бадью. Это уже
лучше. Работа возобновилась. Пока машины будут ва-
лить, я буду лопатой забрасывать с кучи в бадью. Но
один только раз я попробовал и понял, что работы
мне хватит на два дня… Я готов был броситься на эту
гору и зарыдать, утопиться в ней. Но что делать?
И я работал, наверно, целый час, пока перед глаза-
ми не поплыли оранжевые круги. Бросишь лопат де-
сять этой чугунной тяжести — и глотаешь воздух.
А машины идут, а машины идут, а машины идут!
Рядом заскребла чья-то лопата. Я обернулся и
остолбенел. Тоня! Тоня с соколиными бровями! Отку-
да? Увидела, пришла? Спокойная, загадочно улыбаю-
щаяся, она не сказала ни слова. И я не сказал ничего.
Рядом стали другие девушки, переговаривались как ни
в чем не бывало, будто меня тут и нет, а это — их
обычное дело.