Легенда
Шрифт:
— Девушка достойна, — сказал он, — мужчина мне непонятен. Они станут слабее, познав друг друга?
— Сильнее. Они друг другу нужны. Вместе они — единое целое, как в Священной Книге. Расскажи мне о ней.
— Что я могу сказать?
— Ты входил в ее разум. Расскажи мне о ней.
— Она княжеская дочь. У нее нет уверенности в своих женских чарах, и смутные желания владеют ею.
— Почему так?
— Она не знает почему.
— Это я понял. Но ты-то знаешь?
— Нет.
— А что ты скажешь о мужчине?
— В его
— Знаю — но все-таки?
— Его снедает страх. Он боится смерти.
— Ты считаешь это слабостью?
— В Дрос-Дельнохе — да. Там почти всех ждет верная смерть.
— А быть может, в этом его сила?
— Не понимаю, как так может быть?
— Что говорил о трусах и героях философ?
— "По самой природе определения только трус способен на высочайший героизм".
— Ты должен созвать Тридцать, Сербитар.
— Неужто главой буду я?
— Да, ты будешь Голосом Тридцати.
— Кем же тогда будут мои братья?
Настоятель откинулся на спинку стула.
— Арбедарк — Сердцем. Он силен, бесстрашен и правдив.
Менахем — Глазами, ибо наделен даром. Я же буду Душой.
— О нет! Я не могу приказывать тебе, учитель.
— Ты должен. Остальных назначишь сам. Я полагаюсь на твое решение.
— Но почему я? Глазами следовало бы стать мне, а главой — Арбедарку.
— Доверься мне. Все откроется после.
— Я выросла в Дрос-Дельнохе, — говорила Вирэ, лежа с Реком перед жарким огнем. Он подложил под голову свой свернутый плащ, ее голова покоилась у него на груди. Он молча гладил ее волосы. — Это величественное место. Ты бывал там?
— Нет. Расскажи мне о нем. — Реку не особенно хотелось слушать этот рассказ, но и говорить он не хотел.
— Его ограждает шесть стен, и в каждой двадцать футов ширины. Первые три возвел Эгель, Бронзовый Князь. Но город рос, и пришлось построить еще три. Крепость загораживает собою Дельнохский перевал. Только этим путем может армия пройти через горы, если не считать Дрос-Пурдола на западе и Кортсвейна на востоке. Мой отец перестроил старый замок и сделал его своим домом. С башен открывается прекрасный вид. На юге простирается Сентранская равнина, летом она вся золотая от злаков. А от севера и вовсе глаз нельзя отвести. Ты меня слушаешь?
— Да. Золото хлебов. Глаз нельзя отвести.
— Тебе правда хочется это слушать?
— Да. Расскажи мне побольше о стенах.
— Что тебе рассказать?
— Насколько они крепки?
— В них шестьдесят футов вышины, и через каждые пятьдесят шагов стоят сторожевые башни. Любая армия, которая попытается взять Дрос, понесет страшные потери.
— А ворота? — спросил Рек. — Стена крепка воротами.
— Бронзовый Князь подумал и об этом. Все ворота снабжены железными решетками, створки — многослойные, сделаны из дуба, бронзы и стали. Узкие проходы за воротами выводят в пространство между стенами. В этих проходах можно сдерживать малым числом несметные вражеские силы. Крепость выстроена с большим умом — вот только город все портит.
— Как так?
— По замыслу Эгеля, между стенами должна простираться пустая убойная полоса. Каждая последующая стена стоит чуть выше предыдущей — это замедляет продвижение врага. При достаточном количестве лучников можно устроить настоящую бойню. Притом это устрашает: враг будет знать, что за другой стеной, если он ее возьмет, его будет ждать новая убойная полоса.
— Чем же мешает город?
— Да тем, что он растет. Теперь между всеми стенами вплоть до шестой построены дома, и убойной земли больше не существует. Напротив, врагу обеспечено хорошее прикрытие.
Рек повернулся и поцеловал Вирэ в лоб.
— Ты зачем это?
— Разве обязательно должно быть «зачем»?
— Всему есть причина.
Он поцеловал ее снова.
— Тогда за Бронзового Князя. Или за скорую весну. Или за тающий снег.
— Ты говоришь вздор.
— А зачем ты отдалась мне?
— Это еще что за вопрос?
— А что?
— Не твое дело!
Он засмеялся и поцеловал ее опять.
— Верно, прекрасная дама. Не мое.
— Ты смеешься надо мной, — сказала она, попытавшись встать.
— Ничего подобного, — удержал ее Рек. — Ты прекрасна.
— Я никогда не слыла красавицей. Ты надо мной смеешься.
— Никогда я не стал бы смеяться над тобой. Ты на самом деле прекрасна — и чем дольше я на тебя смотрю, тем красивее ты мне кажешься.
— Ты глупый. Дай мне встать.
Он поцеловал ее снова, придвинувшись к ней поближе.
Поцелуй затянулся, и Вирэ вернула его.
— Расскажи мне еще о Дросе, — попросил Рек потом.
— Не хочу я говорить о нем сейчас. Ты дразнишь меня, Рек, так не годится. Не хочу я в эту ночь думать о Дросе. Ты веришь в судьбу?
— Да, теперь верю. Почти.
— Я серьезно. Еще вчера я была полностью готова вернуться домой и достойно встретить надиров. Я верила в дренайское дело и с радостью умерла бы за него. Вчера я ничего не боялась.
— А сегодня?
— А сегодня скажи мне «не возвращайся домой» — и я не вернусь, — сама не зная зачем солгала Вирэ. Ей стало страшно, когда Рек закрыл глаза и лег на спину.
— Нет, вернешься. Это твой долг.
— А ты?
— Бессмысленно это.
— Что бессмысленно?
— Не доверяю я своим чувствам. Никогда не доверял. Мне скоро тридцать, и я знаю свет.
— О чем ты говоришь?
— О судьбе. О роке. О безглазом старце в синих лохмотьях. О любви.
— О любви?
Он открыл глаза и погладил ее по щеке.
— Не могу выразить, что я испытал, когда ты встала рядом со мной нынче утром. Это была вершина моей жизни. Все остальное утратило значение. Я видел небо — оно было голубее, чем когда-либо раньше. Все представлялось мне ярким и четким. Я чувствовал, что живу, сильнее, чем за все свое прошлое. Ты понимаешь, о чем я?