Легенда

Геммел Дэвид

— Неужто меня так легко раскусить?

— Если Друсс-Легенда разгуливает по Скултику накануне конца времен, ясно, что он пришел туда не за желудями.

— Значит, это все, чего ты хочешь от жизни? Ты спишь в плетеном шалаше и ешь, когда тебе попадается дичь — а когда не попадается, голодаешь. Зимой ты мерзнешь, летом тебе под одежду забираются муравьи, и вши тебя грызут. Ты не создан для такой жизни.

— Никто из нас не создан для жизни, старый конь. Это жизнь создана для нас. Мы проживаем ее и уходим. Я не отдам свою жизнь

ради твоего кровавого безумства. Предоставляю геройствовать таким, как ты. Ты свои годы потратил на то, чтобы переходить из одной жалкой войны в другую. И что от этого изменилось? Думал ли ты о том, что, не победи ты вентрийцев при Скельне пятнадцать лет назад, мы вошли бы в могущественную империю — и пусть бы о надирах болела голова у нее.

— Свобода стоит того, чтобы за нее драться.

— О какой свободе ты говоришь? У души ее никто не отнимет.

— Ну а свобода от иноземной власти?

— Такую свободу мы ценим лишь тогда, когда она оказывается под угрозой, — стало быть, цена ее не столь высока.

Нам бы спасибо сказать надирам за то, что они повысили цену нашей свободы.

— Будь ты проклят. Ты запутал меня своими хитрыми словами. Ты точно дренанские краснобаи — в них тоже треску, как в больной корове. Не говори мне, что я потратил жизнь зря, — я этого не потерплю! Я любил хорошую женщину и всегда был верен своим заветам. Я никогда не совершил ничего постыдного или жестокого.

— Но, Друсс, не все же такие, как ты. Я не оспариваю твоих взглядов — не пытайся только навязать их мне. У меня нет никаких устоев, и они мне ни к чему. Хорош был бы из меня разбойник с высоконравственными устоями.

— Почему же ты тогда не позволил Йораку меня пристрелить?

— Я же сказал — это нечестно. И не в моем стиле. Но в другой раз, когда я озябну или буду в дурном настроении...

— Ты дворянин, верно? Богатый мальчик, играющий в разбойников. С чего я, собственно, сижу здесь и точу с тобой лясы?

— С того, что тебе нужны мои лучники.

— Нет. Я уже отказался от этой затеи. — Друсс подставил разбойнику кубок, и тот наполнил его с прежней насмешливой улыбкой.

— Отказался? Как бы не так. Сейчас я скажу тебе, что ты будешь делать. Ты поторгуешься со мной еще немного, предложишь мне награду и помилование за мои преступления — а если я откажусь, ты убьешь меня и предложишь то же самое моим людям.

Друсс был потрясен, но не показал виду.

— Может, ты и по руке читать умеешь? — спросил он, попивая свое вино.

— Ты слишком честен, Друсс. И мне это нравится. Поэтому я скажу тебе прямо, что позади нас в кустах сидит Йорак со стрелой наготове.

— Значит, я проиграл. И твои лучники останутся при тебе.

— Э-э, любезный, не ожидал я, что Друсс-Легенда так легко сдастся. Выкладывай свое предложение.

— Нет у меня времени в игры с тобой играть. Был у меня друг, такой же, как ты, — Зибен-Бард. Он тоже умел молоть языком и мог убедить тебя в том, что море — это песок. Мне никогда не удавалось его переспорить. Он тоже говорил, что не имеет никаких устоев, — и лгал, как и ты.

— Но это он сотворил легенду и сделал тебя бессмертным, — мягко заметил Лучник.

— Да. — Друсс перенесся мыслью в давно прошедшие годы.

— Ты правда прошел весь свет в поисках своей женщины?

— Да, это как раз правда. Мы с ней поженились совсем юными. Потом работорговец по имени Хариб Ка налетел на нашу деревню и продал мою жену восточному купцу. Меня в это время не было дома — я работал в лесу. И я пошел за ними следом. Мне понадобилось семь лет, чтобы найти ее, — она жила с другим мужчиной.

— И что же с ним сталось?

— Он умер.

— А она вернулась с тобой в Скодию?

— Да. Она любила меня. По-настоящему.

— Любопытное дополнение к твоей саге.

— Как видно, с годами я размяк, — хмыкнул Друсс. — Обычно я не люблю распространяться о прошлом.

— А что стало с Зибеном?

— Он погиб при Скельне.

— Он был тебе дорог?

— Мы были как братья.

— Не могу понять, почему я напоминаю тебе его.

— Может быть, потому, что вы оба прячете какую-то тайну.

— Может быть. Но скажи же — что ты собирался мне предложить?

— Помилование всем и по пять золотых рагов на брата.

— Этого мало.

— Ничего лучшего я тебе предложить не могу.

— Скажем так: помилование, по пять золотых рагов на всех шестьсот двадцать человек и еще одно условие. Как только будет взята третья стена, мы уходим — с деньгами и с грамотами о помиловании, скрепленными княжеской печатью.

— Почему именно третья стена?

— Потому что это — начало конца.

— Да ты стратег, как я погляжу.

— Можешь не сомневаться. Кстати, как ты относишься к женщинам-воительницам?

— Я знавал таких. Почему ты спрашиваешь?

— Среди нас есть одна.

— Какая разница — умела бы стрелять из лука.

— Я тоже особой разницы не вижу. Просто подумал, что об этом следует упомянуть.

— Есть что-то, что я должен знать об этой женщине?

— Только то, что она убийца.

— Это просто замечательно — я приму ее с распростертыми объятиями.

— Не советую, — вкрадчиво сказал Лучник.

— Будьте в Дельнохе через две недели — и я вас всех встречу с распростертыми объятиями.

Рек открыл глаза и увидел солнце, только что взошедшее над дальними горами. Быстро стряхнув с себя остатки сна, он потянулся, вылез из-под одеяла и подошел к окну их спальни, помещенной в башне. Внизу во дворе уже были собраны лошади — статные, с подстриженными гривами и заплетенными хвостами. Все происходило в полнейшей тишине, только кованые копыта стучали по булыжнику — Тридцать не разговаривали между собой. Рек вздрогнул.