Легенда
Шрифт:
— Он не мог бы обрести его, если бы не имел — просто раньше он его не искал. — Друсс ухмыльнулся и потянул из бутылки, передав наполовину пустую Хогуну. — Мне нравится этот толстячок. Он из настоящих!
Оррин лежал на своей узкой койке, подперев спину подушками, с глиняной чашкой в руке. Он твердил себе, что нет никакой доблести в том, чтобы прийти предпоследним, но чувствовал совсем другое. Он никогда не был хорошим бегуном — даже в детстве, но он происходил из семьи воинов и вождей и по воле отца прошел всю солдатскую
Он улыбнулся: отец, конечно, счел бы его сумасшедшим.
Стук в дверь вернул Оррина к реальности.
— Войдите!
Это был Друсс — но без своего черного с серебром колета.
«Удивительно, — подумал Оррин, — каким старым он сразу становится без своих легендарных одежд». Старик расчесал бороду и надел простую белую рубашку с пышными рукавами, собранными у запястий. Талию охватывал широкий черный пояс с серебряной пряжкой. Он принес с собой бутыль лентрийского красного.
— Вот решил выпить с вами, если вы не спите. — Друсс придвинул стул, перевернул его и сел верхом — совсем как Хогун.
— Зачем вы это делаете? — спросил Оррин.
— Что?
— Переворачиваете стул.
— От старой привычки трудно избавиться — даже среди друзей. Это воинский обычай. Когда так сидишь, легче встать.
Притом между твоим брюхом и человеком, с которым ты говоришь, оказывается солидная деревяшка.
— Понятно. Я все хотел спросить об этом Хогуна, да так и не собрался. И как же приобретаются подобные привычки?
— Их приобретаешь, поглядев на своего друга с ножом в животе.
— Опять-таки ясно. Вы обучите меня этим штукам, Друсс, до прихода надиров?
— Нет. Вам придется постигать их самому. Разве что мелочь какую-нибудь подскажу — авось и поможет.
— Мелочь? Вы интригуете меня, Друсс. Назовите хоть одну. — Друсс подал Оррину чашу вина — сам он пил прямо из бутылки. Он отпил половину и сказал:
— Ладно. Вот скажите-ка мне — почему наши люди каждое утро получают померанцы?
— Это подкрепляет их и предотвращает кишечное расстройство. Освежает и притом дешево обходится. Так?
— Не совсем. Это Бронзовый Князь завел в армии померанцы — отчасти по названным вами причинам, но в основном потому, что, если втереть померанцевый сок в ладонь, меч не будет липнуть к потной руке. А если натереть соком лоб, пот в глаза не попадает.
— Я этого не знал. Хотя, наверное, должен был. И до чего просто! Расскажите еще что-нибудь.
— Нет уж, в другой раз. Скажите лучше, зачем вы вышли на учение вместе с кулами?
Оррин сел и вперил темные глаза в лицо Друсса.
— Вы находите это неудачной затеей?
— Смотря чего вы хотите этим достичь. Хотите завоевать уважение?
— О боги, нет. Я давно оставил мысль об этом. Нет — но в ту ночь, когда солдат подняли и заставили бежать, я спросил вас, разумно ли это, а вы ответили: «Они должны знать свой предел». Вот и мне захотелось узнать свой. Я ни разу не бывал в бою и хочу знать, как себя чувствуешь, когда тебя поднимают после целого дня битвы и снова зовут в бой. Я и так уже много навредил здесь — и боюсь навредить еще, когда надиры полезут на стену, хоть и надеюсь, что этого не случится. Мне нужно стать крепче и проворнее — и я стану. Разве я плохо придумал?
Друсс запрокинул бутылку, облизнул губы и улыбнулся.
— Нет. Хорошо. Но когда вы немного продвинетесь, побывайте и в других полусотнях — это пойдет на пользу делу.
— Правда?
— Вот увидите.
— Видели вы князя? — внезапно спросил Оррин. — Син говорит, он совсем плох.
— Хуже не бывает. Он постоянно бредит — не знаю, на чем он только держится.
Они проговорили еще около часа. Оррин расспрашивал старика о его жизни и о битвах, в которых тот участвовал, то и дело возвращаясь к бессмертной истории Скельна и разгрому короля Горбена.
Когда в замке раздался набат, оба вскочили. Друсс выругался, отшвырнул бутылку и кинулся к двери. Оррин скатился с койки и последовал за ним. Они промчались через плац по короткому подъему, ведущему в замок, влетели в ворота и устремились вверх по длинной винтовой лестнице в опочивальню князя. Там находился кальвар Син, а еще дун Мендар, Пинар и Хогун. Старый слуга навзрыд плакал у окна.
— Он умер? — спросил Друсс.
— Нет, но отходит, — ответил кальвар Син.
Друсс присел на край кровати. Князь открыл глаза и моргнул.
— Друсс? — позвал он слабо. — Ты тут?
— Тут.
— Она идет. Я вижу ее. Вся в черном, с капюшоном на голове.
— Плюнь ей в глаза за меня, — сказал Друсс, поглаживая огромной рукой пылающий лоб князя.
— После Скельна я думал.., что буду жить вечно.
— Упокойся с миром, друг мой. Я точно знаю одно: смерть лает страшнее, чем кусает.
— Я вижу их, Друсс. Бессмертных. Они бросили против нас Бессмертных! — Умирающий вцепился в руку Друсса, пытаясь приподняться. — Они идут! Боги, Друсс, да посмотри же на них!
— Они всего лишь люди. Мы отобьемся.
— Сядь у огня, доченька, и я расскажу тебе об этом. Только матери не говори — ты же знаешь, как она ненавидит кровавые истории. Ах, Вирэ, любимая крошка! Ты никогда не поймешь, что это значило для меня — быть твоим отцом...
Друсс склонил голову, слушая затихающий бред старого князя. Хогун скрипнул зубами и закрыл глаза. Кальвар Син сгорбился в кресле, а Оррин стоял у двери, вспоминая, как умирал его отец много лет назад.
— Мы много дней стояли на перевале, сдерживая всех, кого они посылали против нас, — кочевников, колесницы, пехоту и кавалерию. Но угроза Бессмертных все время висела над нами. Их никто еще не побеждал! Старый Друсс стоял посередине нашей первой шеренги. Когда Бессмертные двинулись на нас, мы оцепенели. Паника витала в воздухе.