Легенды и сказания крыма
Шрифт:
По домам готовились библейки, выпекалась василопита — хлеб св. Василия с монетой, которая должна достаться счастливейшему в Новом году.
Лучше, чем когда-либо, поднялся хлеб Зефиры, двадцатилетней дочери Петра, и мечтала Зефира, чтобы вложенная ею в хлеб золотая монета досталась юноше, которого ждала она из Сугдеи с затаённой радостью. Только не пришёл он, как обещал. Стало смеркаться, зазвучало церковное било вечерним призывом, а юноши всё не было. Склонив в печали голову, стояла в церкви девушка, слушая знакомые с детства молитвенные возгласы отца. И казалось ей, что никогда
Веяло от него теплом мира, и под песенный напев, в тумане сумерек, при мерцании иконостасных лампад, чудился кто-то в терновом венце, учивший не бояться страданий.
Каждый молился, как умел, но тот, кто молился, понимал, что это так.
Смолк священник, прислушался. С улицы доносился странный шум. Смутились прихожане. Многие бросились вон из церкви, но не могли разобрать, что делалось на площади. Они только слышали дикие крики, конский топот, бряцание оружия, проклятие раненых.
Побледнел, как смерть, отец Петр. Сбылось то, что поведал ему когда-то пророческий сон.
— Стойте, — крикнул он обезумевшей от ужаса толпе. — И слушайте! Бог послал тяжкое испытание. Пришли нечестивые. Только вспомним первых христиан и примем смерть, если она пришла, как подобает христианам. В алтаре, под крестом, есть подземелье. Я впущу туда детей и женщин. Всем не поместиться, пусть спасутся хоть они.
И отец Петр, сдвинув престол, поднял плиту и стал впускать детей и женщин по очереди.
— А ты? — сказал он дочери, когда она одна осталась из девушек. — А ты?
— Я при тебе, отец.
Благословил её взором отец Петр и, подняв высоко крест, пошёл к церковному выходу.
На площади происходила последняя схватка городской стражи с напавшими чагатаями Темура.
С зажжённой свечой в одной руке и крестом в другой, с развевающейся белой бородой, в парчовой ризе, стоял отец Петр на пороге своей церкви, ожидая принять первый удар.
И когда почувствовал его приближение, — благословил всех.
— Нет больше любви, да кто душу свою положит за други своя.
И упал святой человек, обливаясь кровью, прикрыв собой поверженную на пороге дочь. Слилась их кровь и осталась навеки на ступенях церковки.
И теперь, если вы посетите эту деревню, маленькую церковку, вы, если Господь осенит вас, увидите следы святой крови, пролитой праведным человеком когда-то, много веков назад, в ночь Рождества Христова.
Печатается по изданию: «Легенды Крыма», Н. Маркс. Выпуск первый. М., 1913.
В двух верстах от д. Козы, в сторону Судака, находится небольшая деревня Токлук. На бугре, при въезде в деревню, стоит древняя церковка св. Ильи, очень чтимая местным населением. На каменной плите порога показывают след крови, пролитой некогда в ночь Рождества. В. X. Кондараки в ч. 1-й Универсального описания Крыма (ст. 251), говоря об этой церковке, приводит легенду об убиении в её алтаре мусульманами священника при занятии Феодосии русскими войсками. Но моя прабабка, местная уроженка, Панцехрия Ставра-Цирули, рассказывала, что священник был убит во времена Темура Аксака. Нашествие Темура, владетеля чагатаев, на Персию и Русь относится, как известно, к 1390 годам. Василопита — хлеб в честь св. Василия, начинённый пережаренною на масле мукою с медом. В василопиту кладут одну или две серебряных монеты. На новый год хозяин дома разрезывает василопиту на куски по числу членов семьи и домочадцев. Верят, что, кому достанется монета, тот будет счастлив в новом году. Если же монета попадет под нож, то жизнь кого-либо из членов семьи будет в том году пресечена.
Длинная крепость
Казантип — мыс на берегу Азовского моря (107 м над уровнем моря). Его остов образован антиклинальным поднятием, обрамленным мшанковым рифом. Морские животные — мшанки, образуя колонии, селились на подводных склонах этого древнего острова. С Керченским полуостровом Казантип соединен двойной песчано-ракушечной переймой. Недалеко найдены остатки древних укреплений.
Вот послушайте, что произошло в керченской степи много лет тому назад. Уже тогда Крым славился своей пшеницей. За хорошей и дешевой крымской пшеницей приезжали из Великой Руси и из далеких заморских стран.
Однажды на крымском полуострове появился купец по прозвищу Золотой Слон. Не напрасно, видать, люди купца так прозвали. Сам он был роста громадного, руки и ноги толстые, как у слона, а нос длинный, словно хобот. Сундуки его были набиты золотом, накопленным за долгие годы стяжательств.
Походил Золотой Слон по степи, посмотрел, как люди живут, послушал, что говорят, и начал на мысе Казантип какое-то здание строить. Тысяча бедняков работала на каменоломнях, другая тысяча подвозила камни к месту стройки, а еще одна тысяча укладывала эти камни в стены.
Здание росло изо дня в день и, наконец, стало таким огромным, что люди удивлялись: зачем, мол, купцу такое большое, такое длинное? Зачем высокие стены и башни с бойницами? От кого обороняться задумал?
— Жить здесь буду, торговать буду, помещение большое надо, — отвечал купец любопытным. — А что стены высокие да башни грозные — люблю спать спокойно.
Когда крепость, которую люди прозвали Длинною, была, наконец, построена, Золотой Слон нанял вооруженную охрану и начал свозить туда зерно. Он скупал его у местных жителей за небольшие деньги, а часто выманивал и без денег. Он дрожал над каждой копейкой, над каждым зернышком…
Шли годы. Амбары Длинной крепости уже были наполнены миллионами четвертей хорошо высушенной пшеницы. А жадный купец все покупал ее и покупал. Хлеб повышался в цене.
Однажды по Крыму странствовал какой-то путешественник. Шел он, говорят, из, Великой Руси, северной страны, в Индию, южную страну. Повстречал он у Длинной крепости Золотого Слона и спрашивает:
— Правда ли, что это сооружение наполнено потом народным со слезами пополам?
— О, странник божий, — смиренно отвечал купец, — народ любит слухи разные распускать. А ты спроси: обидел ли я кого-либо? Отнял ли у кого что-нибудь? Нет. Люди