Легенды о призраках (сборник)
Шрифт:
Он выходит из поворота и едет по прямому участку. По обеим сторонам дороги густо растут деревья, они закрывают глубокую ложбину, куда обрывается обочина. Если он не будет внимателен, то может случайно съехать с дороги – даже одним колесом будет достаточно – и кувыркнуться вниз на добрых семь футов. Он скатится на дно ложбины, и с дороги, из проезжающих автомобилей, его уже не будет видно. Но он будет вести машину осторожно – как должен был вести ее в 37-м.
Свет фар мерцает, когда густые снежные облака взбираются по капоту и рассыпаются на ветровом стекле. Но на этот раз у него обогреватель стекла стоит на максимуме; на этот раз у него установлены дорогие дворники; на этот раз он очень внимателен. Он ездит взад и вперед – час, два. Проходит еще полчаса, и он замечает, что стрелка, показывающая уровень бензина, уже близка
– Ну где же ты? – спрашивает он, обращаясь к снегу и мраку. Он не ждет ответа, но все же… Он ведь слышал рассказы об этой дороге, о том, как другие люди видели ее, говорили с ней, подвозили ее домой.
– Ну где же ты? – снова спрашивает он, на этот раз громче. Он съезжает на обочину, следя за тем, чтобы не слишком приближаться к обрыву. Чуть ли не половина машины стоит на проезжей части, но ему все равно. Он прижимает ладони ко лбу, глубоко вздыхает и глушит двигатель.
Некоторое время просто сидит, глядя в морозную ночь. А снег вьется вокруг машины. Он так устал, так устал. Ему кажется, что вдалеке он видит двух всадников в средневековой одежде, они скачут к монастырю, где один из них создаст свой последний шедевр.
Он открывает дверцу, выходит из машины и идет по дороге в сторону кладбища Воскресения. У него болят колени, в ногах слабость, но по крайней мере на нем теплое зимнее пальто, зимние перчатки и шерстяная шапка – подарок Генриетты на последнее Рождество, когда она была еще жива.
Не дойдя до кладбища несколько сотен ярдов, он чувствует, что дальше идти не может. Он останавливается, набирает снега и делает снежок. Снег хорошо лепится. Он усмехается и принимается лепить снеговика – точнее, снежную девушку, – совсем забыв, что находится посреди дороги. У него уходит сорок минут на то, чтобы выполнить задуманное, и под конец он совсем не чувствует рук – не помогли даже толстые перчатки. Лицо он вылепить не может, но это его не расстраивает, потому что он помнит это лицо с кристальной ясностью – до самой последней черточки.
Он отступает от фигуры и улыбается, затем протягивает к ней руки.
– Могу я пригласить вас на танец? – спрашивает он.
И вот он стоит, с вытянутыми руками, часто моргая из-за летящего в глаза снега, и слышит рев двигателя, грохот столкновения, металлический скрежет и звук разлетающегося стекла. Он подступает ближе к ней, дотрагивается до ее холодной кожи – да, все ведь говорили, что ее прикосновение было очень холодным. Бедняжка. Бедняжка.
Он стоит и улыбается, а приближающийся свет фар, кружащийся снег и искры создают вокруг нее чудесную зимнюю ауру. Он закрывает глаза. «Вот ты где», – думает он. Он не дрожит. «Я вижу тебя в ночи». Он задерживает дыхание. Задерживает дыхание. Задерживает дыхание. Задерживает…
В Ньюарке, в 1968 году, местная радиостанция каждую пятницу передавала какую-нибудь «старую» программу. Это были выпуски таких передач, как, например, «Без света», «Привидения. Рассказы о сверхъестественном», «Цена страха» и «Макабр». Как-то вечером в одной из передач прозвучал классический рассказ Люсиль Флетчер «Автостопщик» («The Hitchhiker»). Мне тогда было восемь лет, и рассказ испугал меня до чертиков. С тех пор я помешался на историях о привидениях. Отдельной статьей шли рассказы о призраках-водителях, призраках-пассажирах, призраках-автомобилях и призраках-дорогах. Мысль о том, что вот ночь, ты один на дороге, а за тобой следует – или, что еще хуже, находится с тобой в одной машине – что-то сверхъестественное и отнюдь не дружественное, терзала мое молодое воображение. Когда пришло время написать рассказ для этого сборника, я сразу решил, что расскажу историю о привидении на дороге. Возможность воссоздать легенду о Мэри с кладбища Воскресения казалась мне настолько заманчивой, что я не смог ей не воспользоваться. Кроме того, я всегда хотел попробовать написать рассказ о призраке, в котором сам призрак так и не появляется. Ну, если только посредством чувства вины. Потому что вина – это ведь тоже призрак.
Гэри Браунбек – автор девятнадцати книг, среди которых известный роман «В безмолвных могилах» («In Silent Graves»), первый роман продолжающегося цикла о городе Сидар-Хилл. Его проза была переведена на японский, французский, итальянский, русский и немецкий языки. Его рассказы, а их почти двести штук, появлялись в различных журналах и сборниках, включая The Magazine of Fantasy & Science Fiction и The Year’s Best Fantasy and Horror. Он родился в Ньюарке, штат Огайо, и этот город служит моделью для вымышленного Сидар-Хилл, фигурирующего во многих его произведениях. В качестве редактора Гэри заканчивал последний выпуск антологии «Маски», созданной Джерри Уильямсоном (во время работы над сборником «Маски-5» Джерри сильно заболел и не смог закончить его сам), и вместе с Хэнком Швэблом редактировал антологию Five Strokes to Midnight, получившую премию Брэма Стокера. Работы Гэри отмечены пятью премиями Брэма Стокера, премией Международной гильдии критиков в жанре ужасов, тремя премиями «Шокер» проекта Shocklines, премией «Черное перо» журнала Dark Scribe Magazine и номинацией на Всемирную премию фэнтези. Посетите его интернет-сайт на www.garybraunbeck.com.
Эрзебет Йеллобой
По следу Двуликой женщины
На город накатывает буря. Ветер пластает по земле полынь и швыряется в забор щербатым перекати-полем. В эти суровые часы улица говорит: среди нас стукач; Джекса вырвало кровью, и его отвезли в больницу; полиция собрала специальную группу по борьбе с метамфетаминовой зависимостью, и сегодня у них первое открытое заседание. Интересно, хватит ли у нее наглости прийти.
Мы с Эм, под одним одеялом на двоих, сидим на диване. В углу мерцает старый черно-белый телевизор. Приглашения на заседание мы не получали. Никто из нас, жителей в этой части города, никогда туда не ходил и никогда не пойдет. Ни один из этих специалистов не знает, что каждый дом в нашем квартале насквозь провонял кошачьей мочой; что во дворах у нас стоят чучела, потому что нас совсем одолело воронье; что ночью мы не выйдем на улицу, даже если у нашего порога будут кого-то убивать. Потому что пока это касается только нас, больше это никого не волнует.
Их врачи доискиваются до причин проблемы, их закон определяет, как они будут справляться с проблемой, они ходят вокруг проблемы кругами и говорят, говорят… Наверное, они будут говорить и тогда, когда проблема наступит на них и раздавит в лепешку. Эти дураки даже не увидят ее, когда она подойдет к ним бесшумной, грациозной походкой. Я знаю о ней все – и как бы я хотела, чтобы Двуликая женщина обошла стороной мой квартал. Я постоянно твержу моей младшей сестренке Эм: если видишь ее, сразу беги прочь. Но Эм мне не верит. Эм любит меня, но никогда не слушается.
В том-то и дело. В нее сейчас мало кто верит. Ей удалось увести нас в сторону от тропы осмысленной жизни. А ведь когда-то мы знали, как жить. Мы шли по этой тропе. Бабушка рассказывала мне об этом – до того, как она вернулась домой, на звезды. Она рассказывала мне и о Двуликой женщине. Я считала, что она просто придумывает эти истории. Тропа давно поросла травой – но мне все равно следовало слушать бабушку.
Может быть, тропы больше нет, но Двуликая женщина есть – прямо здесь и сейчас. Мы больше не узнаём ее, поэтому она прибирает к рукам нас всех. В прошлом она преследовала мужчин. Она искушала их, дразнила томным взглядом и отблеском света на темных волосах. Но наши предки хорошо знали рассказы о ней. Они находили в себе силы не идти за Двуликой женщиной. А мы широко раскрываем ей объятия, потому что позабыли все то, во что они верили.
Она была самой красивой женщиной на земле – так гласит легенда – и слишком гордилась этим. Она попыталась обольстить солнце, что светит в небе, и поплатилась за это. Половина ее прекрасного лица стала уродливой. Но это не остановило ее. Она прошла насквозь тополиные рощи и широкие равнины. Теперь она идет через небольшие городки, когда-то возникшие на месте колодцев, где караваны фургонов пополняли запасы воды. Она чувствует себя как дома в больших городах, в предместьях, в гетто. Проникая всюду, она прельщает нас всех. Она стала всеобщей проблемой. Двуликой женщине удалось то, что не удалось нам: она сокрушила все барьеры и границы, установленные цветом кожи, социальным положением и религиозным мировоззрением. Неплохо для забытой легенды. Я бы посмеялась, но, к сожалению, в этом нет ничего забавного.