Легенды о самураях. Традиции Старой Японии
Шрифт:
Как верно суждение, высказанное Конфуцием, что щедрость правителей отражается на их стране, в то время как их несправедливость вызывает подстрекательство к мятежу и беспорядки!
В провинции Симоса, в деревушке Сома, Хотта Кага-но Ками был господином замка Сакура и главой семейства, в котором из поколения в поколение рождались знаменитые воины. Когда Кага-но Ками, который служил в городзю, кабинете министров сёгуна, умер в замке Сакура, его старший сын Коцукэ-но Сукэ Масанобу унаследовал его поместья и почести и тоже был назначен заседать в городзю, но он отличался от своих
78
События, о которых повествуется, имели место во время правления сёгуна Иэмицу в первой половине XVII в.
Он обращался с крестьянами и арендаторами несправедливо, облагая дополнительными тяжелыми налогами, так что арендаторы в его поместьях были доведены до последней степени нищеты, и, хотя год за годом, месяц за месяцем молили о сострадании и протестовали против такой несправедливости, на них не обращали внимания, и люди в селениях впали в крайнюю нужду. Поэтому старосты нануси ста тридцати шести селений, производящие общий годовой доход в 40 тысяч коку риса, собрались на совет и единодушно решили послать правительству петицию, скрепленную своими печатями ханко, констатирующую, что на их неоднократные протесты местные власти никак не отреагировали. Затем они собрались большой толпой перед домом одного из советников своего господина по имени Икэура Кацуэ, чтобы ему первому показать петицию, но даже тогда на них не обратили ника кого внимания. Поэтому они возвратились домой и приняли решение, посовещавшись все вместе, дойти до ясики — дворца своего господина в Эдо, на седьмой день десятой луны. Единодушно было решено, что сто сорок три сельских старосты должны пойти в Эдо. Тогда нануси селения Ивахаси, некий Согоро, мужчина сорока восьми лет, уважаемый за свои способности и рассудительность, управляющий районом, который производил тысячу коку (риса), выступил вперед и сказал:
– Это не легкое дело, господа хорошие. Конечно же очень важно переслать нашу жалобу в ясики нашего господина в Эдо, но как это сделать? У вас уже имеется план?
– Это действительно важное дело, – вторили ему другие, но больше им нечего было сказать.
Тогда Согоро продолжал:
– Мы обращались к официальным властям нашей провинции, но безрезультатно. Мы подавали петицию советникам правителя провинции, и также тщетно. Я знаю, все, что нам остается, – выложить свое дело перед ясики нашего господина в Эдо. Но если мы пойдем туда, столь же вероятно, что нас никто не выслушает, а бросят в тюрьму. Если на нас не обращают никакого внимания здесь, в нашей родной провинции, разве чиновникам в Эдо есть до нас дело? Мы могли бы подать нашу петицию в паланкин одного из членов городзю, так как наш господин – член городзю, прямо на улице. Но даже в этом случае ни один из его коллег не станет разбираться, что правильно, а что нет в нашей жалобе, из страха нанести ему обиду, а человек, который подаст нашу петицию таким отчаянным образом, лишится жизни ради бесполезного дела. Если вы приняли твердое решение и полны решимости во что бы то ни стало отправиться в Эдо, тогда конечно же идите и надолго распрощайтесь со своими родителями, детьми, женами и родственниками. Таково мое мнение.
Все остальные согласились с тем, что сказал Согоро, и сошлись на том, что независимо от последствий пойдут в Эдо. Собраться решили в селении Фунабаси на тринадцатый день одиннадцатой луны.
В назначенный день все сельские чиновники собрались в условленном месте, – не было только одного Согоро, старосты селения Ивахаси. И когда на следующий день Согоро так и не появился, они делегировали одного своего коллегу по имени Рокуробэй узнать тому причину. Рокуробэй добрался до дома Согоро ближе к четвертому часу пополудни и нашел его спокойно греющимся у своей угольной жаровни – хибати, словно ничего не произошло. Посланец, видя это, сказал довольно раздраженно:
– Все
– В самом деле, – отвечал Согоро, – мне жаль, что я доставил вам столько беспокойства. Я намеревался отправиться в путь вчера, но у меня случился приступ колики, что нередко со мной бывает, и, как вы можете видеть, я сейчас лечусь, поэтому еще пару дней не смогу выйти из дома. Прошу, будьте так добры осведомить об этом остальных.
Рокуробэй возвратился в селение Фунабаси и передал остальным о происшедшем. Все они были возмущены и сочли трусливым дезертиром человека, столь красноречиво разглагольствовавшего прежде, но решили, что поведение одного человека не должно повлиять на остальных. К тому же, как им казалось, дело предстояло несложное, поэтому все единодушно решили отправиться и подать свою петицию. Добравшись до Эдо, они обосновались в районе Бакуротё. И хотя пытались подать свою жалобу различным служащим своего господина, ни один их не послушал, все двери закрывались у них перед носом, и им пришлось вернуться на постоялый двор удрученными и разочарованными.
На следующий день – а это было на 18-й день той же луны – все собрались вместе на улице чайных домов перед святилищем Каннон Сама [79] и, посовещавшись, решили, что, так как они не могут найти удачного средства для достижения своей цели, снова пошлют за Согоро, чтобы тот придумал какой-нибудь план. Поэтому на 19-й день Рокуробэй и некий Дзюэмон отправились в селение Ивахаси в полдень и добрались туда тем же вечером.
И вот деревенский староста Согоро, который решил, что подать петицию будет делом нелегким, позвал свою жену, детей и родственников и обратился к ним с такими словами:
79
Каннон Сама – богиня милосердия, буддийское божество.
– Я собираюсь предпринять поход в Эдо по следующим причинам: наш теперешний владелец земли увеличил земельный налог, а также налог на рис и другие подати более чем в десять раз, так что перо и бумага не в состоянии передать то состояние нищеты, до которой доведены люди, а крестьяне испытывают адские муки на земле. Видя это, старосты различных деревень составили петицию, но результат их предприятия сомнителен. Поэтому я искренне желаю придумать какое-нибудь средство избавления от этих жестоких гонений. Если мой честолюбивый план не возымеет успеха, то я больше не вернусь домой, и, даже если я достигну своей цели, трудно сказать, как ко мне отнесутся власть имущие. Давайте выпьем вместе по чарке вина, ведь может так случиться, что вы больше меня не увидите. Я отдаю свою жизнь, чтобы ослабить страдания людей этой усадьбы. Если я умру, не плачьте над моей судьбой, не скорбите обо мне.
Сказав эти слова, он обратился к своей жене и четверым детям, подробно давая им наказ о том, что он желает, чтобы они сделали после его смерти, и точно оговаривая каждое свое заветное желание. Затем, выпив прощальную чарку, он бодро распрощался со всеми присутствующими и пошел в чайный дом в соседнем селении Фунабаси, где с нетерпением поджидали его появления два посланца, Рокуробэй и Дзюэмон, чтобы могли рассказать ему все, что происходило в Эдо.
– Короче говоря, – сказали они, – мы потерпели полное поражение и пришли на встречу с вами, чтобы выслушать, что вы можете предложить. Если у вас есть какой-нибудь план, мы готовы с ним ознакомиться.
– Мы попытались действовать через чиновников округа, – отвечал Согоро, – и попробовали пойти в ясики нашего господина в Эдо. Однако, как часто ни собирались мы у ворот нашего господина, на нас не обращали никакого внимания. Нам не остается ничего иного, как обратиться к сёгуну.
Вот так сидели они и обсуждали свои планы далеко за полночь и только тогда отправились на покой. Зимняя ночь была долгой, но, когда карканье ворон возвестило утро, трое товарищей тронулись в путь к чайному дому в Асакусе, где по прибытии обнаружили, что остальные деревенские старосты уже собрались.