Легенды Освоенного Космоса. Мир-Кольцо

Нивен Ларри

Мы решили расплавить лед двигателями и таким образом вырваться из ловушки. Температура росла медленно и осторожно, вдруг показатели приборов словно взбесились: под влиянием чудовищной разности температур что-то вышло из строя. Джером вдвинул замедляющие стержни, но это не дало никакого результата. Может, они расплавились, а может, подвел сам реактор…

Над «клыками вампира» снова показалось Солнце… Неужели я ухитрился задремать? Звезды так же клубятся над теми же мрачными вершинами, но созвездия сильно сместились влево.

Что-то

тяжелое наваливается на меня сзади, я ощущаю его вес на спине и ногах. Самое время испугаться — и все-таки мне не страшно. Скользнув по моей спине, «оно» переваливается через плечо. Ага, теперь я его вижу! Огромная полупрозрачная амеба с черными комками внутри. Внутренности? Пища?

Лучше ей убраться подальше до восхода солнца. На солнечной стороне Плутона температура днем поднимается на пятьдесят градусов выше нуля. Абсолютного нуля.

Чудище словно услышало мои мысли — оно удаляется, скользя, как капля по стеклу, по направлению к ледяному кратеру.

Как ужасающе медленно оно ползет, медленнее, чем движутся звезды! Я вижу боковым зрением — амеба внизу, совсем близко к посадочной ступени и крохотной застывшей фигурке первого человека, который ступил на поверхность Плутона… И первого, кто на этой планете погиб.

После аварии двигателя необходимо было спуститься вниз и посмотреть, насколько серьезны и велики повреждения. Нет, я не чувствую себя виноватым: если бы жребий пал на меня, я не колеблясь пошел бы вместо Джерома. Дело в том, что единственный способ — прожечь струей ранцевого двигателя туннель во льду и проползти по нему в полость под посадочным кольцом, не оставлял шанса выжить исполнителю этого смертельного трюка.

В газовой полости царил настоящий радиоактивный ад. Оказалось, что двигатель выбросил расплавленные обломки реактора прямо на ледяные стенки.

Вползая в туннель, мой друг тихо шептал ругательства, но выполз оттуда молча. Наверно, все подходящие слова он уже израсходовал.

Помню, как я плакал от горя и страха и старался говорить спокойно, чтобы Джером не догадался о моих слезах. Он подробно описал мне ситуацию, сказал: «Прощай», шагнул на лед и снял шлем. Туманное облако окутало его голову и опустилось на плечи крошечными снежинками.

Джером до сих пор стоит на том же месте, сжимая в руках шлем: памятник первому человеку на Плутоне. Иней серебрится на его лице и открытых глазах.

Опять восходит солнце. Надеюсь, амеба успела спастись…

…Это просто невероятно! Солнце на мгновение замерло между двумя вершинами, потом метнулось вверх, и вращающийся небосвод застыл. Вот почему я не заметил этого раньше! Это происходит удивительно быстро!

Чудовищная догадка… Раз повезло мне, значит, могло повезти и Джерому. Неужели…

Там, наверху, оставался Сэмми, но он не мог спуститься ко мне, а я — подняться к нему. Системы жизнеобеспечения работали по-прежнему исправно, и все же рано или поздно мне суждено было замерзнуть или задохнуться без кислорода.

Часов тридцать я совершал бескорыстный подвиг во славу науки, собирая образцы, проводя их анализы, сообщая полученные данные Сэмми и испытывая сильнейшую жалость к самому себе.

Каждый раз, оказываясь снаружи, я проходил мимо Джерома. Его промерзшая кожа выглядела как чистейший мрамор, а глаза были прикованы к звездам в мучительной тоске. Скоро и я буду выглядеть точно так же.

— Ищи кислородную жилу, — как заведенный, долдонил Сэмми. — Не сдавайся, ищи!

— Зачем?

— Чтобы выжить, балбес! Рано или поздно сюда вышлют спасательную экспедицию. Ты не должен сдаваться, слышишь?

Кислород я нашел — его крохотные прожилки пронизывали, лед тончайшей паутиной и словно насмехались над моими дурацкими надеждами.

— Тогда используй воду! Ты ведь можешь добыть кислород электролизом, дубина!

Могу. Но зачем? Спасательный корабль прилетит через годы: его придется строить совершенно заново, да к тому же вносить изменения в конструкцию посадочной ступени. Для электролиза нужна энергия, как и для обогрева, — а у меня были только аккумуляторы. К чему продлевать мучительную агонию?

Мне отчаянно хотелось жить, но к осознанию подлинного положения дел я пришел раньше, чем Сэмми. Тот упорно не понимал — или не желал понять, что мне крышка. В конце концов пришлось прекратить передачу посланий — не потому, что я их исчерпал, а потому, что они сводили Сэмми с ума.

Я перестал отвечать на вызовы и долго стоял рядом с Джеромом, собираясь с духом для того, что мне предстояло сделать. И вдруг ко мне пришла надежда.

В Неваде в камерах с жидким азотом находится полмиллиона замороженных людей. Они ждут того дня, когда врачи научатся лечить те болезни, которые их убивали. Если бы эти мужчины и женщины не решились на замораживание, они были бы уже мертвы.

Я тоже скоро умру, если не…

В полном вакууме человек может прожить не так уж мало — пожалуй, пару-другую секунд. Если постараться, за это время можно успеть скинуть скафандр. И тогда черная ночь Плутона высосет тепло из моего тела. При температуре в пятьдесят градусов выше абсолютного нуля я буду стоять замороженный хоть целую вечность, ожидая второго пришествия — врачей или господа Бога…

…Солнце сверкнуло…

Нигде не видно той гигантской амебы, с которой я познакомился вчера. Как ни странно, искренне хочется верить, что она успела спрятаться.

Скафандр лежит рядом со мной на льду. Как только я его скинул, то успел принять эту героическую позу — герой на вершине черной скалы, неотрывно смотрящий на горизонт. Лицом к востоку, молодой человек! Правда, я слегка спутал направление, но меня извиняет то, что пар от дыхания заслонял тогда весь мир, к тому же я слегка торопился. И все же стоило бы повернуть голову чуть левее… Интересно, прольет ли Джинни две-три слезинки, когда Сэмми расскажет ей обо мне? Жаль, что она не может меня сейчас увидеть…