Легенды выживших (сборник)
Шрифт:
Всё дело в том, что этот дневник у меня третий. Первый начинал писать ещё в начале войны, затем благополучно потерял. Да и не до самокопаний тогда было. Кругом паника, слёзы, какой уж тут дневник… Помню, как было страшно, как бухало в груди сердце. Помню искаженное ужасом лицо сержанта Максимова. Ну да, нас-то — омских полицейских, в случае военных действий предполагалось оставлять в тыловых районах страны для поддержания порядка, а потом сообщили, что всех, кроме бойцов из роты ППС, мобилизуют для формирования какого-то заградительного батальона.
Где вообще проходил фронт в те страшные месяцы, я даже сказать не берусь. Передавали по радио, что бомбят Москву,
Доехали, забрали Колькиных родичей — и обратно. Машин на трассе обычно мало бывает, две-три в пределах видимости — ездил, знаю. А тут одна за другой так и шмыгали. То в сторону Омска, то в направлении Тары. Понятное дело — война. У всех багажники и прицепы набиты разным барахлом, часто вываливающимся на полном ходу прямо под колёса. Все бежали непонятно куда, пытаясь спасти свой скарб. Возле поворота, ведущего в одно из сёл, проскочили мимо опрокинутой в кювет «Нивы», вокруг которой суетились люди в камуфляже. По всему видно, водитель вылетел с трассы, поддавшись всеобщей истерии. Выжил он или нет, нам было неинтересно. Если эти двое — пассажиры, значит, им повезло. Каюсь, страх в те часы полностью завладел мной. Сюрреалистическая картина массового бегства застряла в мозгу занозой. Куда мы едем и откуда? Что ждет нас впереди? Правильно ли мы поступаем, возвращаясь в город-миллионник, который вскоре тоже может подвергнуться обстрелу?
— Сань, видел тех двоих? — спросил сидящий на пассажирском сиденье Колька. — У них ружья у всех. Сейчас кого-нибудь тормознут и заберут себе транспорт.
Я лишь кивнул, нажимая на педаль газа и крепко вцепившись в руль, пытающийся взбрыкнуть и выскользнуть из вспотевших ладоней. Сколько времени осталось до того, как отдельные подонки начнут заниматься мародёрством? Час? День? Скоро начнут вооруженные грабители потрошить машины бегущих прочь от цивилизации людей. Скоро… Но никаких постов на всём протяжении от Тары на юг мы так и не заметили. Наверняка местных полицейских тоже собрали для отправки на фронт.
Сейчас мне вновь вспомнились те двое в камуфляже, провожающие нашу машину хищными взглядами. Мы мчались обратно в родной город, надеясь, что наше многочасовое отсутствие в районе патрулирования останется незамеченным. Чёрт возьми, тогда мы ещё думали о том, не влепят ли нам выговор!..
Возле Большеречья, что между Тарой и Омском, аккурат в двухстах километрах от города-миллионника, мы пересеклись с двумя местными постовыми. У них в машине рация работала, а у нас вот уже который час хрипела в агонии. Ребята — Володя и Саня, поведали нам, что их выставили на трассе, чтобы разворачивать всех, кто едет в сторону Омска, потому что нет больше областного центра — разнесли там всё в пух и прах авианалётом.
— Разве что нефтебаза уцелела и кое-какие жилые кварталы на левом берегу, — сказал тогда мой тёзка, и последние надежды на счастливое возвращение рухнули как карточный домик под натиском урагана.
Как объяснили нам коллеги, со стороны Омска пришел приказ всех заворачивать, поскольку могут снова долбануть. Предложили нам остаться в Большеречье до того, как всё прояснится. Посёлок небольшой, лишенный всяческих военных объектов и стратегических предприятий. Такой будут бомбить только последние идиоты.
Чуток отойдя от шока, мы поблагодарили патрульных за предложение, но отказались заворачивать в посёлок — ждать неизвестно чего не в наших правилах. На местной АЗС залили по самую пробку бак своей «десятки», положив руки на кобуры и не сводя глаз с рослого детины-заправщика, вышедшего к нам с карабином «Сайга» наперевес.
Гражданский назвался Саньком. Отчётливо помню — уже второй тёзка за день. Саня оказался мужиком понимающим — после недолгого разговора позволил заправиться, только вот рассчитаться предложил не деньгами, которые, по его разумению, скоро потеряют всякую ценность, а чем-нибудь более полезным. В качестве «полезного» мы отдали мужику бронежилет и сломанную рацию, за что тот позволил залить ещё и две десятилитровые канистры.
— А карабин зачем? — спросил Дымов, когда мы уже собирались уезжать.
— Отморозки повадились заруливать, — пожал плечами Санёк. — Часа два назад какие-то черти на «Ниве» пытались бесплатно заправиться. Я даже водилу зацепил чуток.
— А сколько их было? — спросил Колька, садясь за руль и поворачивая ключ в замке зажигания. — И выглядели как?
— Трое. Один в адидасе — ихний водила. Борзый, сука. А с ним ещё двое в камуфлу упакованные, с двустволками.
Мне в ту минуту отчетливо представилась картина развернувшейся на заправочной станции перестрелки, схвативший пулю водитель и двое его попутчиков. Вот на ровном участке возле указателя с надписью «Евгащино» водитель проваливается в беспамятство, потеряв слишком много крови, и «Нива», вильнув вправо, уходит в кювет. Мир тесен, граждане бандиты…
Колькиного батю я раньше никогда не видел. Даже на фотографиях, которые время от времени показывал мне Дымов, его не было. Он упоминал, что отец фотографироваться не любит — есть у него на то причины. Теперь причины стали понятны.
Родитель напарника оказался человеком крепким, седовласым, слегка прихрамывающим, но было в его внешности и то, что шокировало, — шрам, проходящий вдоль шеи, будто когда-то Дымову-старшему пытались перерезать горло. Сейчас шрам был частично прикрыт воротом рубахи, но Игорь Станиславович, поймав мой взгляд, расстегнул верхнюю пуговицу и продемонстрировал зарубцевавшийся разрез.
— Это ещё с юности, — прокомментировал он. — Работал на севере. Калымил. Повздорили с одним мужиком, тот пообещал мне голову отрезать. Ну а я молодой был, горячий, — сказал, что не сможет. Этот — за нож.
Жена Игоря Станиславовича, тётя Катя, лишь кивнула.
Больше по пути в Омск мы не разговаривали. Меня так и подмывало сказать Кольке, что надо бы оставить его родителей в Большеречье или каком-то из сёл для их же безопасности, но я всё не решался. Потом и вовсе переключился на созерцание нескончаемого потока машин. Все они теперь ехали прочь от Омска, а впереди цвет неба менялся с нежно-голубого на черный. Город горел.
Как нам потом рассказали, противник бил ракетами точечно, в основном не по жилому сектору, а по заводам и военным объектам. Таковых в Омске ещё со времён Великой Отечественной было предостаточно — тогда из европейской части Советского Союза за Урал эвакуировали множество предприятий, так и оставшихся здесь навсегда. Поэтому в бетонное крошево перемололо половину города — места сосредоточения большинства стратегических предприятий. Правда, руководство мегаполиса незадолго до этого успело вывезти всё необходимое с территории заводов в безопасные места, опустошило ключевые склады продовольствия и увело всю технику прочь от объектов, по которым могли ожидаться удары с воздуха.