Легионеры
Шрифт:
В конце нашей беседы, я долго упрашивал его и в конце концов, он продиктовал мне номер своей кредитной карты. Можно было вздохнуть свободно. Расчет будет проведен мной при первой же удобной возможности.
После разговора, я понял, что мой единственный даже не друг, а человек, который для меня больше любого друга. Я, как, кстати и Рысак, обязан ему жизнью.
Так вот, он хотел бы оставаться в состоянии похороненного и пропавшего безвести. Не понятно только, как это можно было сделать находясь в госпитале
После сообщения о том, что Дюк жив и здоров, мне самому зажилось легче и спокойнее. Пора уже было подумать о вечном и прекрасном. О маме, о жене с детками и моей драгоценной теще.
За всеми переживаниями последнего времени я как-то совсем выпустил из виду, что я ни какая ни сирота с церковной паперти, а вполне обеспеченный человек. Немного дурноватый и заигравшийся в поиски самого себя, но очень состоятельный. Мое богатство скрывалось в моих родных и близких. Как выяснилось, сколько бы я не пытался выглядеть неким суперменом, эдаким человеком без души и нервов, а на самом деле я самый обычный, легкоранимый и очень сентиментальный дурень.
Еще до окончательной выписки из госпиталя и улаживании всех формальностей с командованием Легиона. Я созвонился с женой и рассказав, как и куда добираться, чуть ли не в ультимативной форме потребовал от нее прибытия всех членов моей семьи сюда.
Вместе с моей мамой и тещей, этот голосящий, капризный и неуправляемый табор прибыл в небольшой французский городок но Лазурном побережье Средиземного моря.
Когда на вокзале, они увидели меня без руки, с почти полностью седой головой, они голосили так, что пришлось вмешаться полиции. Ажану я объяснил ситуацию, показал документы военного инвалида, он при них, очень красиво отдал мне честь и помог отнести вещи в такси.
Отвез их в небольшой, затерявшийся среди буйной зелени двухэтажный домик, купленный мной совершенно случайно, по внезапному случаю. В подробности лучше не вдаваться, а то потом можно будет об этом долго жалеть. Основное могу сказать следующее, продавец цену сбросил и при чем, сбросил очень даже основательно. Так как покупать дома в таком райском месте могли себе позволить только представители Арабских эмиратов или те, кто продолжает разворовывать Россию. Пришлось «торговаться по-русски».
Когда расположились. С дороги выпили-закусили, за одно отметили новоселье. Настал мой черед правды.
Подвыпившие женщины взяли меня в кольцо. Вопросы новизной и разнообразием не отличались от допроса. Основной и единственный был: где рука? Я-то сперва отнекивался, напускал туману и разных других непонятных обстоятельств. Но когда моя мама, которой я, как и Дюку обязан жизнью, задала вполне «чисто конкретный» вопрос: «Я тебя родила с руками и ногами. Отчитайся согласно списка, где остальное имущество». Против такого устоять было невозможно.
Пришлось этим любопытным гражданкам, с дрожью в голосе, подавляя идущие
О том, как я прочитал, что некоему, безнадежно больному, но очень богатому инвалиду потребовалась рука для пересадки.
О том еще рассказал, как я их всех люблю и ради них пошел на кухню и принес успокоительное для мамы и любимой тещи… При них сам тоже выпил. В доме запахло лекарствами…
О чем это я честно говорил?
А, о том что ради них пошел на то, чтобы отдать свою руку, больному, а взамен получить домик с солидным куском земли, 139 тысяч евро и пожизненную пенсию.
Да! Остался инвалидом. Но чего не сделаешь ради людей, которых так сильно любишь.
После финального аккорда моей патетической оратории, все эта публика вскочила с парковых скамеек (нормальную мебель в дом, я просто еще не успел привезти) и заливаясь слезами доложила мне, что я просто ангел, божество и что-то еще очень для моего слуха и глаза приятное.
Плакали может час, а может больше. Пока все не стали икать от слез, не успокоились. Я стоял рядом, возвышаясь над ними. Грустный, безрукий и монументальный, проникнутый общим порывом любви и горя. Вдыхая запах всевозможных сердечных препаратов, потребляемых прямо из горлышка, я думал, как же быстро все поверили в пересадку руки, в эту явную чушь?
Да выгодно в это было верить, вот и поверили. Впрочем, я наверное был слишком строг к своей родной части жизни. Не знаю, но плакали искренне. По крайней мере мне очень хочется в это верить.
Я думаю, если бы сказал о том, что ради всего этого мне пришлось человека убить, они бы то же поверили и не осудили. Так как уж больно причина красивая, любовь к матери и детям. Но! Чур меня, чур.
По поводу же пересадки, только моя бедная мама сказала, что она сейчас будет чувствовать себя причастной к совершенному преступлению, и, что ей от этого белый свет будет не мил. Я проникся материнскими словами, подошел к ней обнял и поцеловал ее руки. Она очень трогательно погладила меня по голове.
После этого, оставив завариваться ароматнейший кофе и подходить в духовке нежнейшие бисквиты, мы все, с шутками и прибаутками пошли осматривать дом и те комнаты, которые я отвел для каждого члена своей семьи.
Выражение «жить как у Христа за пазухой» знаете? Вот я сейчас так живу.
И что удивительно, две еще не очень пожилые женщины, до этого на дух не переносившие друг друга, в этих условиях стали лучшими подругами… Теща, пожалуй, даже более лучшей, нежели мама. Так как у мамы есть преимущество, это именно я, ее сын, отдал руку на отсечение для общего блага и достойной, а главное сытной и уверенной старости. В какой еще России, которую мы потеряли, такое могло быть возможным?