Легкий завтрак в тени некрополя

Грошек Иржи

Шли годы; «сиятельный дурачок» – уникальная государственная должность, которую Клавдий занимал по праву своего рождения. Более того, на эту «должность» никто не претендовал. Интриги и заговоры не касались Клавдия, он не рассматривался в числе претендентов на власть, его не звали в сотоварищи, не стремились заручиться его поддержкой, не боялись, а только иногда оказывали знаки внимания, да и то по большим римским праздникам. Редкостное положение в античном обществе, и лучше всякого легиона телохранителей. Когда члены августейшей фамилии тряслись от страха за собственные жизни, ходячий апофеоз рода Клавдиев [1] беззаботно разгуливал по городу Риму…

1

…ходячий апофеоз рода Клавдиев… –

Имеется в виду античный сатирический памфлет «Апофеоз божественного Клавдия». Сочинение данного памфлета приписывается Сенеке.

У Тиберия он все-таки попросил другую должность, а не чучела огородного, и Тиберий подарил ему значки консула. Когда же Клавдий продолжал настаивать, Тиберий коротко отписал, что вдобавок на праздники пришлет ему сорок золотых. Тогда Клавдий оставил свои романтические порывы и просто жил дальше… Несколько раз при Калигуле отвечал за общественные зрелища. «Да здравствует Клавдий, дядя императора!» – скучно и вразнобой кричала толпа. Он чинно раскланивался…

Дело было в восьмой день до февральских календ… Калигула возвращался из театра по подземному переходу, когда в темном коридоре обратил внимание на часового. Гай принялся над ним издеваться, предлагая для пароля слово «баба» со всевозможными эпитетами. Внезапно караульный вытащил меч, Гай попытался увернуться, но караульный сильным ударом рассек императору затылок… Это был заговор. «Я жив!» – закричал Гай Калигула, как мальчишка, который после оплеухи повторяет «а вот и не больно, а вот и не больно». Но тут подбежали другие заговорщики и, ободряя друг друга, принялись рубить и колоть Гая. Через некоторое время трудно было признать в окровавленном теле императора Гая Калигулу…

Германские телохранители Калигулы настигли всех заговорщиков, в поспешности был убит пяток ни в чем не повинных сенаторов. «Эти варвары, – пишет Иосиф Флавий, имея в виду германцев, – легко раздражаются». Римская публика все еще находилась в театре, когда подоспело известие о смерти Калигулы. Зрители обсуждали это известие, одни с удовольствием, другие с горячностью, но тут германские телохранители с мечами наголо ворвались в театр и заставили всех замолчать. Зрители подумали, что настал их смертный час. Поднялся крик – публика умоляла германцев о пощаде, указывая на то, что преступление произошло без ведома здесь собравшихся. В конце концов германцы смягчились и бросили на театральный алтарь головы заговорщиков. Публика смотрела на отрубленные головы и ужасалась. «О, если бы у римского народа была только одна шея!..»

Так был убит Гай Калигула; прожил он двадцать девять лет, правил три года, десять месяцев и восемь дней.

Германские телохранители не разбирались во всех перипетиях латинского самомнения. Варвары охраняли персону императора, а какие законы будет издавать эта персона и каким авторитетом она пользуется в римском обществе, наемников не волновало. Источник доходов – Гай Калигула – был убит, и раздражительные германцы бегали с обнаженными мечами по императорскому дворцу, не зная, что делать далее. Дядюшка Клавдий прятался за портьерой, когда пробегавший мимо солдат приметил его ноги в сандалиях. Думая: здесь прячется уцелевший заговорщик, – варвар сорвал портьеру и обнаружил дрожавшего от страха Клавдия. Германец, видимо, решил, что смотрится в зеркало, – до того гримаса дядюшки Клавдия походила на его собственную рожу. Недаром воспитанием Клавдия занимался конюх с берегов Рейна. Хороший физиономист, германский солдат признал Клавдия и с криками «Я нашел вам нового императора!» потащил дядюшку Клавдия к сотоварищам. Те прекратили понапрасну буйствовать, взвалили Клавдия на носилки и понесли, как добычу, в свой лагерь…

На следующий день состоялось внеочередное заседание сената… С текущими делами было покончено, поскольку граждане уже дорезали семью Калигулы в составе вдовы и малолетней дочери. Несчастных обнаружили у трупа Гая, забрызганных кровью Гая. Вдова твердила только одно – что она упрекала Калигулу в жестоком обращении с римскими гражданами. Ей посочувствовали и одним ударом отсекли голову. Дочь Калигулы растоптали… И теперь сенаторы обсуждали возможность установления республики, поскольку никого из рода Клавдиев более не существовало. О сиятельном недоумке попросту забыли, и тут – шулерская карта, нарисованный болван с бубенчиками, которого за ненадобностью выбрасывают из колоды, чтобы сыграть в обыкновенного дурачка, – германские телохранители предъявляют сенату дядюшку Клавдия… «Внук Ливии Друзиллы, названый внук императора Августа, племянник императора Тиберия, дядя императора Калигулы… – перечисляют германцы, загибая пальцы, – сын просла-а-авленного Друза Германика». Варвары тычут пальцами в небо и

закатывают от умиления глаза. «Вы это серьезно?» – спрашивают у них сенаторы. Все смотрят на дядюшку Клавдия – он улыбается. «Серьезно», – заявляют германцы, довольные осмотром Клавдия, и для пущей убедительности обнажают мечи. «Будь по-вашему», – решают сенаторы и, отбросив мысли о реставрации республики, провозглашают дядюшку Клавдия императором со всеми вытекающими последствиями. Так дядюшка Клавдий нежданно-негаданно превратился на пятьдесят первом году жизни в Божественного Клавдия.

Когда сестра Клавдия узнала, что тому суждено стать императором, она громко и прилюдно проклинала эту несчастную и недостойную участь римского народа. И действительно, не обладающий задатками римского кесаря, нетипичный император, в силу своего характера Клавдий не прошел бы на роль первого лица в государстве, будь в живых кто другой из рода Клавдиев. Вдобавок отцы-сенаторы искренне надеялись, что дядюшка Клавдий «не плодоносит», что род Клавдиев кончился, но тут проявили себя римские матроны…

Женщины и Рим – два джокера в античной колоде. В зависимости от расклада они имели в жизни императоров значение как трагическое, так и счастливое. Благодаря Риму отдельные личности возносились до небес, благодаря женщинам – оттуда ниспровергались. Как «серые кардиналы», римские матроны ткали на древних станках свою теневую политику. Лишенные избирательных прав, женщины отчаянно использовали свои природные возможности в деле агитации. Предвыборные лозунги писали на стенах домов и порядочные девушки, и содержательницы притонов. Но большего добивались тайно, спекулируя близостью как приоритетным оружием. И руководствовались подчас не разумом, а желанием продемонстрировать свое влияние. Соперничая друг с другом, женщины проводили на должность таких отъявленных негодяев, что сами потом удивлялись…

Еще в молодости Клавдий был помолвлен с Юлией Младшей, внучкой императора Августа, которая, как помнится, устраивала оргии прямо на Форуме. После каждого акта девушка надевала лавровый венок на статую… Но выслали невесту за это дело на острова, и Клавдий женился на Плавтии Ургуланилле. Плавтия оказалась не хуже Юлии, и Клавдий развелся, как говорят, из-за наглого разврата этой Плавтии. Далее Клавдий женился на Элии Петине. Но с Петиной брак тоже был расторгнут – как сказано, «из-за мелких ссор». Не думала Элия Петина, что дядюшка Клавдий станет императором. Третья жена Клавдия – Валерия Мессалина – забродивший компот из Евиных райских яблочек… В конце концов даже Мессалине наскучила та легкость, с какою она наставляла Клавдию рога. Тогда Валерия задумала неслыханное дело – и свадьбу новую сыграла при жизни мужа, буквально на глазах у всего Рима… Клавдий промолчал, когда ему рассказали о разврате жены. Не произнес ни слова, когда ему предложили лишить Мессалину жизни. Когда ему сообщили о выполнении приговора, он только потребовал чашу с вином и жадно выпил. Разговорился Клавдий на сходке перед преторианской гвардией. Клялся, что отныне будет безбрачным, а если не устоит, то пусть гвардейцы заколют его своими руками. Не устоял…

После гибели Мессалины к одинокому Клавдию стали подбираться разом похорошевшие утешительницы. Ибо вакансия открывалась более чем занятная. Кандидатки предъявляли знатность, богатство, красоту и прочее, прочее, прочее… Даже Элия Петина, бывшая жена Клавдия, пожелала баллотироваться на второй срок. Но увы… Агриппина Младшая давно ждала своего часа. Ее обвиняли во всех грехах, ее превозносили за всевозможные добродетели. Порыв души переиначивали в расчетливость, молниеносные интриги изображали как движение души. Только она, Агриппина Младшая, «единственный доныне пример» – сестра императора Калигулы, племянница императора Клавдия и мать императора Нерона. Только она – во флере тройного кровосмешения: с родным братом, с родным дядей, с родным сыном… Лукавая Агриппина – в качестве родственницы – имела наилучший доступ к телу императора. Племянница ласкала дядюшку, по возможности – целомудренно, при необходимости – темпераментно. И, покуда их близость не вышла за рамки приличия, император поспешил изменить римский закон, который воспрещал всякому дяде жениться на своей племяннице…

(Престолонаследие – вот похоронный мотив, который свел в могилу десятки императоров. От Валерии Мессалины «завалялись» у Клавдия дочь Октавия и сын Британик. Последний мешал, ой как мешал Агриппине. И рада бы она проявить милосердие и оставить Британика в наследниках, а дядюшку Клавдия в живых, но… За спиною у Агриппины-матери стоял собственный сын – Нерон Агенобарб. Старый дурень дядюшка Клавдий был обречен…) Через день после отмены закона Клавдий женился на Агриппине, через год усыновил Нерона. Еще через четыре года Нерону исполнилось семнадцать лет…