Легко!
Шрифт:
– Шесть вожаков пригнали больше тысячи воинов, – доложил адъютант.
– Вот видишь. А у меня и двух сотен не наберется.
– Что такое «бой чести»? – Я уже понял, что этот бой имеет непосредственное отношение ко мне, но не понял – какое.
– Как?! Араштан не знает, что такое бой чести? – театрально развел руками Дурангим.
– Вполне возможно, что в моих краях он называется по-иному, – постарался выкрутиться я.
– Ах да! Я все забываю, что ты издалека. Хорошо. У нас это выглядит так: мы отправляем вызов на поединок и оговариваем все условия. С каждой стороны выходит лучший боец. Их схватка решает исход битвы: чей воин одержит победу, то войско и выиграло, – словно ребенку, объяснял наместник. – Проигравшая сторона выполняет оговоренные ранее условия.
– Понятно. У нас это называется дуэлью, – сказал первое, что пришло в голову. – Знаю.
– Вот и хорошо. Я был уверен, что ты не откажешься – ты же араштан. Договор на поединок уже составлен и подписан с обеих сторон. В случае твоей победы (а никто из нас в ней не сомневается) войска противника на неделю отойдут от города. За это время к нам успеет подойти подкрепление. – Хозяин дворца смотрел мне прямо в глаза, усмехаясь лишь краями губ.
«Вот же гад! Ему-то при любом исходе ничего не грозит, а про остальных он просто ничего знать не хочет. Хотя как раз обо мне-то он побеспокоился… Что ж, не дождешься! Уклоняться от схватки я не буду, и не надейся!»
– Вот это настоящее дело для араштана. – Мой голос не дрогнул, хотя в душе сейчас творилось такое… – Мне только надо выбрать подходящее оружие. На какое время назначен бой?
Теперь побледнел наместник. Он явно не ожидал, что я соглашусь.
– От свурдунцев выйдет боец, виртуозно владеющий не только магией, но и мечом. – Дурангим попытался осадить храбреца.
– Я же араштан. Ты не забыл?
Наместник с досады заскрипел зубами:
– Ладно, в оружейную я отведу тебя сам.
По дороге он предпринял еще одну попытку отговорить меня:
– Не знаю, почему на тебя не действует магия, но ты не колдун. У чародея за левым ухом обязательно должна быть метка. Вот такая. – Дурангим продемонстрировал зеленую родинку за надорванным ухом. – Откажись от поединка. Ты мне нужен живым.
Вот почему он вчера не сводил глаз с моего уха. Метку выискивал.
– А кто тебе сказал, что я собираюсь умирать?
«Начал вести игру – доводи ее до конца, – любил поговаривать мой тренер по боксу. – Результат – штука непредсказуемая, поскольку не всегда зависит от одного тебя». Мне сейчас оставалось надеяться только на непредсказуемый результат. Я и за оружием-то шел больше для проформы. Без умения оно меня сильнее не сделает, хотя, с другой стороны, – выходить на бой с пустыми руками неловко. «Возьму что-нибудь не слишком острое. Чтобы самому не пораниться».
– Ты на себя посмотри: мой самый худосочный солдат по сравнению с тобой выглядит атлетом. Ты и минуты не продержишься, – продолжал обрабатывать меня «главнокомандующий».
– Посмотрим. – Беспокойство наместника подействовало на меня, наоборот, успокаивающе. – Хотя… я могу и передумать, если объяснишь, зачем я тебе вдруг понадобился?
– А ты мне отдашь то, что нес моему регенту?
– Легко. Если ты четко назовешь то, что хочешь получить – отдам.
– У-у-у!!! – в бессильной ярости завыл Дурангим. – Желаю, чтобы твоя смерть была долгой и мучительной!
«Спасибо. Доброе слово и кошке приятно».
Мы вошли в оружейную.
– Возьми рыцарский меч и кинжал, – немного успокоившись, буркнул хозяин замка. – В поединках со свургунцами это самое проверенное средство.
– Нет, мне нужно другое оружие. – Миновав ряды всевозможных мечей, топоров, копий, я остановился возле палиц и дубинок.
– С ума сошел?! Таким оружием можно воевать только в толпе, но никак не один на один.
– А мне нравится.
Я взял кистень, поскольку рукоятка с цепями, утяжеленными на конце ядром, чем-то напоминала плеть Брякуна, а еще деревянную дубину – единственное оружие, которым мне удалось повоевать, разгоняя банду Ахрима в Стангаре.
– Ты – труп, – сделал заключение Дурангим.
– Все там будем, – тоном неисправимого оптимиста заявил я. – Одни раньше, другие позже.
К месту проведения боя чести меня сопровождали десять бойцов во главе со знакомым офицером. Мы перешли через ров и остановились перед армией противника.
Свургунцы расположились пятью большими группами в трехстах шагах от стен города. Еще одна, шестая команда, своей численностью существенно уступала остальным. Видимо, именно она сегодня ночью пыталась взять Сволдск. Во главе каждого отряда гордо стояли крупные воины в шлемах, украшенных яркими перьями. Скорее всего, это и были вожди.
По сравнению с неприятелем остроухие аборигены-гадляндцы смотрелись красавцами. Это я заметил еще во время ночного сражения и сейчас, при свете дня, еще раз убедился в своей правоте.
Вышедший мне навстречу соперник производил неизгладимое впечатление. Треугольный лоб свургунца был увенчан стянутыми в пучок волосами. Прямо под ним в глубоких глазницах прятались абсолютно круглые глаза, плотно прижавшиеся к переносице, которая на другом конце образовывала большую синюю сливу. По краям мясистых губ торчали два загнутых к середине клыка, а плоский подбородок украшала кучерявая борода.
К фигуре, правда, претензий не было: мощные плечи, накачанные бицепсы, торс, как два моих… В общем, весь его внешний вид подавлял морально. А тут еще в войсках осаждающих поднялся безудержный хохот, когда они увидели, кто вошел в очерченный для поединка круг.
Офицер меня предупредил, что самым позорным поражением считается первым выйти за его границы. Соперник с минуту постоял за пределами «ринга», с недоумением разглядывая мою фигуру, словно не веря своим глазенкам. Потом он также перешагнул заветную черту, и с этого момента бой начался.
Не знаю, зачем ему понадобилось использовать магию, но первым, что с шуршанием полетело в мою сторону, оказались огненные шары. Они благополучно добрались до цели, остановились, будто здороваясь, и дернули обратно. Причем не по прямой, а как теннисные мячики: весело прыгая по земле. Пришлось сопернику снова применять колдовство, теперь уже для того, чтобы уничтожить предыдущее. И это оказалось более трудным занятием. Пара шариков все-таки добралась до своего создателя, обозначив двумя ожогами правую голень.