Легкое дыхание (сборник)
Шрифт:
— Гарпина! — сказал он баритоном. Гарпина остановилась в дверях.
— Чого? — спросила она шепотом.
— Поди сюда.
Гарпина покачала головой и вышла.
— Гарпина! — повторил Гриша.
— Та чого вам?
— Поди сюда… на минутку.
— Не пiду, хоч зарiжте!
Гриша подумал и крепко потянулся.
— Ну, пошла вон!
— Бариня загадали вчера спитать вас, чи поїдете у город?
— А дальше?
— Казали, щоб не їздили, бо барин сьогоднi прыїдуть.
Гриша, не отвечая, одевался.
— Повотенце? — спросил он громко.
— Та на столi — он! Не збудiтъ
Заспанный, свежий и здоровый, в сером шелковом картузе, в широком костюме из легкой материи, Гриша вышел в гостиную, перекинул через плечо мохнатое полотенце, захватив стоявший в углу крокетный молоток, и, пройдя переднюю, отворил дверь на улицу, на пыльную дорогу.
Дачи в садах тянулись и направо и налево в одну линию. С горы открывался обширный вид на восток, на живописную низменность. Теперь все сверкало чистыми, яркими красками раннего утра. Синеватые леса темнели по долине; светлой, местами алой сталью блестела река в камышах и высокой луговой зелени; кое-где с зеркальной воды снимались и таяли полосы серебряного пара. А вдали широко и ясно разливался по небу оранжевый свет зари: солнце приближалось…
Легко и сильно шагая, Гриша спустился с горы и дошел по мокрой, глянцевитой и резко пахнущей сыростью траве до купальни. Там, в дощатом номере, странно озаренном матовым отсветом воды, он разделся и долго разглядывал свое стройное тело и гордо ставил свою красивую голову, чтобы походить на статуи римских юношей. Потом, слегка прищуривая серые глаза и посвистывая, вошел в свежую воду, выплыл из купальни и сильно взмахнул руками, увидав, что на горизонте чуть-чуть показавшееся солнце задрожало тонкой огнистой полоской. Белые гуси с металлически-звонкими криками, распустив крылья и шумно бороздя воду, тяжело шарахнулись в тростники. Широкие круги, плавно перекатываясь, закачались и пошли к реке…
— Григорий Петрович! — крикнул чей-то голос с берега.
Гриша перевернулся и увидал на берегу высокого мужика с русой бородою, с открытым лицом и ясным взглядом больших голубых глаз на выкате. Это был Каменский, «толстовец», как его называли на дачах.
— Вы придете сегодня? — крикнул Каменский, снимая картуз и вытирая лоб рукавом замашкой рубахи.
— Здравствуйте!.. Приду, — отозвался Гриша. — А вы куда, если не секрет?
Каменский с улыбкой взглянул исподлобья.
— Ведь вот люди! — сказал он важно и ласково. — Всё у них секреты!
Гриша подплыл к берегу и, стоя и качаясь по горло в воде, пробормотал:
— Ну, если хотите, не секрет… Я просто полюбопытствовал, почему вы меня спросили?
— А мне нужно побывать у знакомых.
— Да, так вы в город едете!
— Разве в город только ездят? — снова перебил Каменский. — И разве знакомые бывают только в городе?
— Конечно, нет. Только я не понимаю…
— Вот это верно. Я сказал, что буду и в городе и у знакомых — вот тут недалеко — на огородах.
— Так, значит, попоздней прийти?
— Да, попоздней.
— Тогда до свидания! — крикнул Гриша и подумал: «Правду говорит Игнатий — психопаты!» Но, отплывши, он опять обернулся и пристально посмотрел на высокую фигуру в мужицкой одежде, уходившую по тропинке вдоль реки.
На реке еще было прохладно и тихо. За лугами, в синеющей роще, куковала кукушка. У берега зашуршали камыши, и из них медленно выплыла лодка. Седенький старичок в очках и поломанной соломенной шляпе сидел в ней, рассматривая удочку. Он поднял ее и соображал что-то, лодка остановилась и вместе с ним, с его белой рубашкой и шляпой, отразилась в воде. А из купальни слышались крики, плеск и хохот. По гнущимся доскам бежали с берега, стуча сапогами, гимназисты, студенты в белых кителях, чиновники в парусинных рубашках…
Грише не хотелось возвращаться туда, и он стал нырять, раскрывать глаза в темно-зеленой воде, и его тело казалось ему чужим и странным, словно он глядел сквозь стекло. Караси и гольцы с удивленными глазками останавливались против него и вдруг таинственно юркали куда-то в темную и холодную глубину. Вода мягко, упруго сжимала и качала тело, и приятно было чувствовать под ногами жесткий песок и раковины… А наверху уже припекало. Теплая, неподвижная вода блестела кругом, как зеркало. С зеленых прибрежных лозин в серых сережках тихо плыл белый пух и тянуло запахом тины и рыбы.
Ровно час после купанья Гриша посвятил гимнастике. Сперва он подтягивался по канату и висел на трапеции в саду, потом в своей комнате становился в львиные позы, играя двухпудовыми гирями.
Со двора звонко и весело раздавалось кудахтанье кур. В доме еще стояла тишина светлого летнего утра. Гостиная соединялась со столовой аркой, а к столовой примыкала еще небольшая комната, вся наполненная пальмами и олеандрами в кадках и ярко озаренная янтарным солнечным светом. Канарейка возилась там в покачивающейся клетке, и слышно было, как иногда сыпались, четко падали на пол зерна семени. В большом трюмо, перед которым Гриша ворочал тяжестями, вся эта комната отражалась в усиленно-золотистом освещении с неестественно прозрачной зеленью широкой цветочной листвы.
Когда же Гриша вышел на балкон, сел за накрытый стол и, покачиваясь на передних ножках стула, стал, слегка расширяя ноздри, медленно пить молоко, в тишине дома раздался томный голос Натальи Борисовны:
— Гарпина!
«Какая скука! — подумал Гриша. — Каждый день начинается одним и тем же воззванием!»
— Гарпина! — повторила Наталья Борисовна нетерпеливее. — Гри-иша!
Гриша лениво поднялся с места.
— Ну, что тебе? — сказал он, входя в спальню.
Наталья Борисовна, полная женщина лет сорока, сидела на постели и, подняв руки, подкалывала темные густые волосы. Увидав сына, она недовольно повела плечом.
— Ах, какой ты, брат, невежа! — сказала она, смягчая слова улыбкой.
Гриша молча ждал. В комнате с опущенными шторами стоял пахучий полусумрак. На ночном столике возле свечки тикали часики и лежала развернутая книжка «Вестника Европы».
— Да как же, право! — добавила Наталья Борисовна еще ласковее. — Зову, зову!..
И она попросила достать из столика деньги, посмотреть, где записка — что взять в библиотеке, собрать журналы и позвать Гарпину.
— Гарпина сейчас едет в город, — сказала она, — не нужно ли тебе чего?… Нынче приедет отец и, вероятно, с ним Игнатий.