Лёха
Шрифт:
— Однако, память у вас — восхитился Семенов.
— Это пустяки. Вот вызубрить человеческую анатомию, да плюс к обычной еще и топографическую — вот где память нужна. А еще надо знать физиологию, фармакологию и еще три десятка важных предметов. Так что запомнить куски из Колумбова дневника — несложно. Другое дело, что сейчас приходится видеть свой народ в виде этих самых индейцев. К которым пришли те самые европейцы-колонизаторы. Вот это сложно. Колонизаторы ведь там в Америке собак своих кормили детьми аборигенов.
— Вы точно знаете? — как-то перекосился
— Ну, чтобы добро не пропадало, мясо, как мясо, для собак годится, это же не европейцы, то есть не люди вообще, потому с ними можно так. Я тоже про это читал, не знал только, что Кристофр Колумб к этому руку приложил сам — вступился задумчиво лейтенантик.
— Хорошенькие у нас перспективки — печально сказал Половченя, который как раз закончил есть и теперь протирал свой наган, перед тем, как набить его барабан патронами.
— Мы им не дикие индейцы. Погодите, будут они еще рассказывать как им у нас в очередной раз морду разбили и по своей привычке списывать все на мифического генерала Мороза и адмирала Распутицу, по примеру Наполеона и прочих тут получивших по шее и под зад завоевателей — уверенно и сурово ответил профессор.
— Наполеон-то здесь причем? — удивился Лёха, отваливаясь блаженно от стола. В кои-то веки сытый! Это было очень приятно и даже пустопорожний разговор не мешал.
— Вы меня удивляете! — поднял брови доктор.
— А что такого я сказал? То было черт знает как давно, при царе Горохе. Сейчас-то все совершенно иначе! — убежденно заявил Лёха.
— История, пан профессор, учит, что она ничему не учит! И особенно — молодых! Я сколько раз об этом толковал, а? — ехиднейшим тоном спросил лекаря его спутник. Видно было, что продолжается давно начатый разговор.
— Родимые пятна проклятого царизма, недостаток образования, всеобщее-то в 1934 году ввели. А на селе и учителей нехватка большая — огрызнулся лекарь.
— Если бы, если бы, дорохой пан лекар! Это человеческое свойство и лень думать!
Доктор недовольно поморщился, пошевелил густыми бровями. На него все смотрели — иронично — хрустящий огурчиком пышноусый, внимательно — Середа и Половченя, задумчиво — лейтенантик, и с усмешкой — ефрейтор.
— Видите ли, молодой человек — явно подбирая слова, начал профессор — в мире все уже бывало не раз. Ну вот разве что социалистического государства не было, а все остальное уже было, все повторяется. И нашествие войск Гитлера — тоже не казуистический инцидент, а вполне эксквизитное явление.
— Гм — кашлянул пышноусый.
— Эта мудра сказана — поддержал его и Половченя.
Доктор дернул головой. Продолжил:
— Извините, я увлекся. Так вот нашествие Наполеона и нашествие Гитлера — суть одно и то же. Это общеевропейский визит под руководством общепризнанного европейского лидера, с объединенной армией. Общих черт больше, чем кажется. И главное в том, что задачи одинаковы — под маскировкой всякой пропагандистской ерунды, вроде рассказов о принесенной захватчиками свободе, дорваться до наших богатств и покорить, наконец-то, мешающую Европе уже несколько сотен лет нашу страну.
— Не совпадает — возразил Половченя.
— Что именно?
— С Наполеоном пришли двунадесять языцев, как меня в школе учили, а у Гитлера — одни немцы — заметил танкист.
— Ты это о чем? — удивился Лёха, который совсем потерял нить разговора. И то, что другие понимают, о чем речь, даже бурят — начало злить. Ну не умнее же они, в самом-то деле!
— В армии Бонапартия были армии двенадцати стран. Не только французы, а поляки, австрияки, немцы разные, даже швейцарцы, итальянцы, испанцы и португальцы.
— Так сейчас то же самое — хмыкнул Середа.
— В смысле? — повернулся к нему немного обалдевший от всего этого разговора потомок.
— Тот, кого ты пристрелил — явный чех, судя по документам. И одеты оба в машине были в чешскую форму. Гитлер — сам австрияк и Австрия в Рейх входит. Да и прав доктор — даже по консервам видно, что Гитлера к нам вся Европа снаряжала, ты ж это ел-пил. Политрук говорил, что Италия, Румыния, Венгрия, Словакия, Финляндия — тоже вместе с Гитлером на нас напали. Так что не удивлюсь, если и французы со всякими там голландцами нам встретятся.
— Совершенно верно, молодой человек! Вы уловили суть! И имеющиеся параллели позволяют спрогнозировать с большой долей вероятности, что и кончится этот визит — если, конечно, мы достойны своих родичей, встречавших еще тех, давних гостей точно так же — полным разгромом напавших и взятием их столицы. И я уверен, что и Гитлера ждет незавидная участь Наполеона! Потому мы обязаны устроить гитлеровцам в тылу такой заворот кишок с пенетрацией, такую гангрену с сепсисом, чтобы ему в Берлине дурно стало!
— Это мы с удовольствием — хитро прищурился Середа.
— Все равно в армию действующую лучше было бы вернуться — буркнул помрачневший Семенов. Глянул хмуро на потомка. Лёха поспешно потянул в рот следующую картофелину, чувствуя на себе тяжелый взгляд дояра.
— Знаешь, была такая хохма — начал улыбающийся Середа.
— Не знаю — отвернулся Семенов.
— А я все-таки расскажу. Идет путешественник по горам Кавказа. Орлы летают, облака внизу, в общем — Кавказ. А тропа вдруг раз — и разошлась на три дорожки.
— Влево, вправо и посередке? — уточнил Берёзкин.
— Точно так, тащ летнат. А на перекрестке сидит по-турецки этакое усатое дитя гор в бурке и папахе и о камень здоровенный кинжал точит. Путешественник поздоровался и пошел по той тропке, что влево. А горец ему вслед и говорит: «Э, друг, не хады туда, плахиэ там луди, раздэнут!». Путешественник пожал плечами, вернулся и пошел по средней. А горец опять: «Брат, не нада туда хадить, там еще хужэ луди, точно раздэнут!»
Путешественник уже напугался, пошел по правой дорожке. А горец совсем разволновался, кричит вдогон: «Мамой клянус, не хады туда, савсэм там зивэри жывут, не луди вапче, раздэнут тэбя!»