Лёха
Шрифт:
— Макс, скотина, что ты встал, как пимпф в женской бане?! Пойдем, надо помочь Карлу! — приказал я этой пародии на солдата Империи.
Помогать Карлу не пришлось.
Помогать надо было бы Максу и одному из кавалеристов. Но они обошлись — ничего, от блевания никто еще не умирал. Да уж…
— Эх, Карл, старина, как же ты так? — я присел рядом. Русская винтовка с обломанным прикладом торчала у Карла из груди… и из спины тоже — штык и ствол прошли его насквозь. Я видел такое во Франции, когда напоролись на отставших англичан — те никудышные вояки, в целом, но вот в штыковой пришлось жарко. Эх, Карл, Карл… Сколько пройдено вместе — Бельгия, Франция,
— Он жив! Смотрите, он жив! — Макс заорал прямо над ухом, по-щенячьи радостно — Эрвин, смотрите, он жив!
И, правда — Карл вдруг моргнул, и чуть повел глазами. И больше ничего, но если присмотреться — то видно — он дышит.
— Эрвин, Эрвин, смотрите — он жив! — как заведенный повторял Макс, с какой-то прямо-таки истерической ноткой в голосе — Он жив! Он жив!
Резко встав, прямо с разворота я залепил ему несильную, но хлесткую пощечину — он и впрямь находился на грани истерики. Сопляк. Молокосос. Щенок глупый. Хорошо еще не замочил от радости штаны.
— Подбери сопли. Чему ты радуешься? Ребенок своей мамаши, посмотри сюда — Карла проткнули насквозь. Если мы вытащим эту дрянь — он умрет. Если оставим его здесь и пойдем за медиками — он умрет. Если понесем его — он умрет. Он в любом случае умрет. И думаю, он сейчас жалеет, что еще не умер.
— Но… что же делать? Надо что-то делать? — Макс побледнел, его губы тряслись… Господи, ну почему со мной оказался этот глупый младенец? Лучше бы со мной пошел Карл, а этого ягненка тут зарезали. Но ведь он потому и не остался, что совершенно не умеет готовить… Хватило и той курицы, которую этот недоумок сраный сварил, забыв выпотрошить.
— Надо. Надо делать, стрелок Макс Хайне — я встретился взглядом со старшим кавалеристом, и тот чуть заметно кивнул — ну, да, видно, что он тоже не первые сапоги снашивает — Надо делать, обязательно. Где твоя аптечка?
— В… в машине — Макс был совершенно растерян. Ругать я его не стал… в конце-концов, моя осталась там же. Да и не поможет тут аптечка. Я прикурил сигарету, потом опустился рядом с Карлом, приложил ее к его губам, потом неловко всунул ее ему в рот. Вот так. Может, хоть это немного облегчит страдания. Сигарета выпала почти, осталась висеть только потому, что прилипла к крови на губе. Я встал, оглянулся.
— Ну, кто? — спросил я, недвусмысленно хлопнув по кобуре. Кавалеристы почти одновременно пожали плечами — ну, да, не их дело…
— Макс? Ты… хотел помочь Карлу?
— Я… я не буду… я не могу! — Макс попятился
— Да я понял — усмехнулся я — Я знаю, что придется мне самому. Знаешь ли, не в первый раз. Вон и Карл знает… знал.
Я опустился рядом с Карл на колени, вытянул пистолет.
— Прости, товарищ. Надеюсь, обо мне, если что, тоже будет, кому позаботиться…
Пистолетный выстрел хлопнул совсем негромко. Вот и все. Я встал и, застегивая кобуру, сказал, обращаясь к кавалеристам:
— Так, рыцари, давайте-ка, помогите грязедавам. Пешком мы их не нагоним, эти ублюдки наверняка не смогли слишком далеко уехать, но все же. Давайте вместе найдем и прикончим их.
— Хм… Мы не можем. У нас там еще шесть сотен… ну, уже меньше, этих животных.
— Чтоб ты вспух, трипперную девку тебе в невесты! Да какого же дьявола вы с ними возитесь! Прикончить их всех и все! Зачем они нужны?
— Не знаю! У нас приказ!
— Так что же нам, вдвоем за ними пешком идти?!
— Не знаю… У нас приказ! Но мы сообщим при первой возможности, и укажем место! — уперто заявил этот рыцарь.
— Да они же, пока вы там будете шевелиться, дьявол знает куда удерут!
— Ничего не могу поделать! У нас приказ! Все, поехали! — и эти негодяи, несмотря на мою ругань, не обернувшись даже скрылись в кустах.
— Тыловые шлюхи — сплюнул я в пыль, и буркнул обалдело стоявшему Максу — Пошли, сынок.
— К-куда? Вдвоем?
— А что, мой дорогой мальчик, ты тут видишь еще кого-то?! Полк черных гусар и взвод броневых боевых вагонов? Нет? Тогда какого толстого хрена ты спрашиваешь, сопляк безмозглый?!
— Но… может…
— Не может, сынок — уже спокойно ответил я — Не может. У нас враги захватили боевую машину. И оружие бедного Карла… Да простится ему все… И, сынок — кроме нас тут никого нет. И сейчас мы с тобой пойдем, найдем этих тварей, и убьем их. И я постараюсь, чтобы хоть один из них умер не быстро. Не быстрее чем Карл. Я это умею.
…Дьявол, пешком он ходить тоже не умеет — уже прихрамывает, стоптал ногу, видно.
— Макс, ты смотришь по сторонам, или спишь на ходу?
Впрочем, что тут смотреть — лес, кусты. И честно говоря — вдвоем тут небезопасно. Тем более на этого бесполезного сопляка рассчитывать всерьез нельзя. С другой стороны — мы солдаты Третьей Империи, а это что-то, да значит. Правда, умереть от пули это не мешает… и не только от пули, напомнил я себе про Карла. От этого напоминания снова вскипела ярость, и я ускорил шаг. Жаль, на этой дороге не видно следов — сухие листья, трава, пыль… Может, это наши следы, когда мы вчера тут рыскали в сумерках, может кто-то до нас, а может и эти твари на нашей машине. Попадалось немало боковых дорожек, но следов на них не видно. Я смотрел слева, в сторону, куда бы они, скорее, всего, рванули к фронту, а Макс — справа. Но надежды на этот полуфабрикат мужчины нет совершенно, он в подметки покойному Карлу не годится. Карл был опытный солдат, на него можно было рассчитывать во всем и всегда. Потому, наверное, и погиб так глупо, словно бабочка в школьной коллекции. Понадеялся на себя. Из стольких заварух умудрялся выбираться с прибылью. Даже ранен ни разу не был. Награжден трижды. Всегда знал, что делать. Теперь когда я вернусь домой, мне придется рассказывать его отцу, как и что произошло. И я не смогу это рассказать, хотя его отец — кремневый мужчина, старый воин. Он в этих краях воевал еще в ту войну. Потому и Карл знал, зачем воюет — после нашей победы каждый воин мог получить совершенно бесплатно приличных размеров поместье и полсотни рабов из местных дикарей. Не жизнь, а мечта.
Дьявольщина, а так все прекрасно складывалось! Карл был специалистом по нахождению всяких нужных вещей, и это добро тоже учуял совершенно непостижимым чутьем. Две брошенные русские машины, застрявшие в лесу, два десятка полевых телефонных аппаратов, телефонные катушки с кабелем, еще много всего по мелочи. Машины были испорчены, а вот связистское имущество было целехоньким и его было много. Германского производства, между прочим, не новое, но отличного качества, как все немецкое в этом мире. Разумеется, начальство дало одобрение на то, чтобы мы привезли все к нам в роту. Разумеется, разрешение было не очень официальным, потому что трофеи эти не совсем в нашей полосе ответственности. Но когда надо обеспечивать войска проводной телефонной связью быстро понимаешь, что провода много не бывает, особенно когда постоянно имеешь дело с танкистами. Эти героические болваны, надежда нации, ухитряются рвать и наматывать на свои гусеничные утюги провод в невероятных количествах, хоть развешивай линии на деревьях, хоть пытайся их прикапывать. Все равно рвут, как только проедут мимо. И ничего не докажешь — они же Герои Родины, а связисты — всего — навсего обеспечивает победы, про нас в газетах не пишут и кино не снимают.