Леха
Шрифт:
– Ну в итоге-то, он всех победил… – не поворачивая головы, буркнул Леха, – как и обещал тебе. Первое место.
– У-у, Леша, а ты надулся… – улыбнулась Таня, – всем же было понятно, что Юру вытащили, это даже я, фигуристка, поняла.
– Ну может быть… – Леха покраснел и поспешно перевел тему, – вот только зачем ты за меня заступиться решила?
Таня замолчала, сосредоточенно всматриваясь по ходу движения, что-то хулиганистое мелькнуло в её глазах. Затем резко вывернула руль и, пересекая двойную сплошную, свернула на узкую улочку.
– Здесь кафе есть
– Послушай… – Леха замялся, денег не было совсем, – я как-то одет не очень… В спортивное, да и мне на ночь нельзя сладкого.
– Пошли, пошли… – Таня открыла дверцу, – потом папа это кафе купил и своей сестре, моей тетке, в управление отдал. Для меня тут всё бесплатно.
– Да я не из-за этого… – п робурчал Леха, выбираясь.
Ещё час в кафе пролетел сверхзвуковым истребителем. После Нового года сибирская ситуация прояснилась. Гендиректора отцовского завода застрелили из-за конфликта, с производством абсолютно не связанного, поэтому Тане было разрешено возвращаться в родной город и вплотную заниматься учебой. Да так плотно, чтобы впоследствии иметь необходимый багаж знаний для решения различного рода юридических вопросов, связанных с оформлением активов на аффилированные структуры. В качестве моральной компенсации за полугодовое проживание в провинции отец купил новый ВАЗ-21099 и квартиру где-то в районе метро «Площадь Мужества». Ключей, правда, пока не выдал в виду нахождения жилплощади в стадии ремонта.
Когда Татьяна уехала из Вологды, Ермаков неожиданно для всех своих «близких» решил перевестись в один из ВУ-Зов Санкт-Петербурга. Краснову он объяснил это требованием родителей (номенклатурных работников крупного оборонного завода), братве – желанием обосноваться в Питере и быть полезным коллективу. В действительности, как считала Таня, «Юра решил набиться в женихи». Именно этим можно было объяснить еженедельные приглашения в ночные клубы, рестораны итальянской кухни и «прочие варианты развлечений зажравшейся буржуазии». Таня их упорно игнорировала, но в начале мая у Ермакова появилось желание выступить на малопрестижном боксёрском турнире. С учетом перехода в «тяжи» серьёзных соперников у него не предвиделось, а Таня, легко согласившаяся посетить в своё время «Новогоднюю елку» в Вологде, могла бы приехать. И увидеть, как Юра Ермаков, в этот раз стопроцентно, разделает всех противников под орех.
– Я и приехала, – Таня улыбалась, глядя в глаза Малыгину, – сразу нашла твою фамилию в расписании. И вот мы здесь…
В сотый раз за этот вечер Леха краснел. Он никак не мог понять, что нужно от него этой красивой и уверенной в себе девушке. Он, полунищеброд, человек с другой планеты, живущий на крохи от невысоких родительских зарплат, не будучи в состоянии даже оплатить счет в кафе, не имел ни одного микропризнака, способного вызвать интерес у столичной студентки престижного университета. Этот сгусток сбивчивых скоротечных размышлений придавил ответную улыбку и Леха поднял глаза:
– Тань, извини,
Таня встревоженно взглянула в ответ:
– Да, конечно…
– Тань, – Леха чуть смущенно закашлялся, – ты очень красивая и стильная девушка… Судя по всему, ещё и умная…
– Продолжай, продолжай, – его неуверенность снова вернула Татьяне доминанту, – мама говорит нельзя перебивать, когда сыплют комплиментами.
– Почему ты меня тогда вытащила? – уже тверже продолжал Малыгин, – я же не сват тебе, не брат… Вообще никто, с улицы человек. И «данные свои» реально оцениваю.
– Потому что за четыре месяца, в этой вашей Вологде, в обществе жлобов, я, может быть, впервые человека нормального встретила! – перебила Татьяна боксёра, – и вот, на моих глазах, они его инвалидом хотят сделать! Просто так! Потому что он лучше вдруг оказался! А когда ты с ними в ту подворотню пошел, я поняла, что всё это из-за меня. Просто из-за меня! Ты же не слонялся вдоль клуба, чтобы телок подвыпивших снимать? Ты же ко мне пошел, правильно? И трусом в моих глазах не хотел быть!
Леха не знал, что ответить. Он видел живой блеск Таниных глаз, ощущал искренность её интонации, но в свои силы вера всё ещё не наступала.
– Да… – наконец выдавил он из себя, – и ещё… Ты мне очень понравилась…
– Ну наконец-то! – рассмеялась Таня, – а я думала, что останусь «дамой в тюрбане»! Если честно, я первый раз инициативу проявляю. Как-то не в своей тарелке себя чувствую. Мне с тринадцати лет, между прочим, цветы дарят.
Она протянула ладонь через столешницу. Леха, чувствуя, как кружится голова, взял её. Чуть прохладная кисть инициировала цунами по венам, заставив сердце захлебнуться в аритмии. Самым кончиком указательного пальца Малыгин уловил пульсацию крови на женском запястье и окончательно понял, что его симпатия взаимна.
– А можно я завтра приду на твой финал? – осторожно убрала руку из его ладони Таня, – а потом опять покатаемся?
– Ты даже знаешь, что у меня завтра финал? – удивился Леха.
– Да, слежу за твоей карьерой, – многозначительно возвела брови девушка, – могу помочь со спонсором, кстати… РАО ЕЭС устроит?
Леха пожал плечами. Он не понял, шутит Таня или нет. Манерно оскорбляться не стоило, но и свой уровень как спортсмена он оценивал адекватно. Для самой захудалой школы олимпийского резерва он уже был переростком. Если Татьяна намекала на возможности своего отца, то это точно для него не по-пацански, а если юморила, то, радостно закивав, он мог нарваться на утешительные смешки.
– Может, всё же попробуешь вот этот штрудель? – в очередной раз попыталась угостить кондитерскими изысками Таня, – от него ничего плохого не будет… Яблоки одни.
– Спасибо, – Леха покачал головой, – но у меня ещё взвешивание завтра.
– Тетя Оля обидится, – она показала куда-то вглубь, где угадывался в полутемноте выступ барной стойки, – одним чаем сыт не будешь…
– Хорошо, – Леха и вправду оголодал, – но потом сразу поедем в общагу. Мне ещё выспаться надо… Василич рычать будет.