Лекарь
Шрифт:
«Рыбаки нынче в море уходят, пока лед не встал. С берега ловить, только время терять.»
«Я тоже как-то работал на рыболовецком судне, — издалека начал врать Женька, ловя на себе изумленные мутные взгляды местного, — мы тогда рыбы немеряно поймали тралом. Я бы не отказался снова оказаться на подобном траулере.»
Мужик с недоумением уставился на приставалу, явно не понимая и половины из сбивчивой Женькиной речи. Он сдержанно кивал и только усмехался в бороду. Когда спустя еще пару десятков трогательных историй про разные способы ловли рыбы, Женька наконец-то замолчал, мужик длинно сплюнул на землю и так же хрипло проговорил:
«Ну я за всю жизнь ни одной рыбы не поймал этим, как его, тралом, так что извиняй браток.»
После чего поднялся с насиженного бревна и медленно потянулся наверх, приволокивая ногу.
На следующий день мужик появился снова, но теперь, вместо бесполезного созерцания серых просторов, он внимательно наблюдал за Женькой. Тому некуда было податься, и поэтому варвар вынужденно торчал на берегу, ожидая неизвестно чего. Попав под пристальное внимание псевдорыбака, Женька отчаянно жалел о проявленной откровенности. Вероятно, суровый нордсвилец заподозрил чужака в лихих замыслах, и поставил перед собой цель вывести не в меру разговорчивого скитальца на чистую воду. В течении трех дней абориген нес вахту, сидя на поваленном бревне, исчезая только с наступлением сумерек. Женька больше не делал попыток поддержать беседу, закрепить дружеские отношения, и в целом не проявлял никакой активности, замерзая под ледяным ветром и не ставя больше перед собой никаких задач. Иногда он поднимался в город и бродил по узеньким улочкам, чтобы спустя пару часов снова спуститься к набережной. На четвертый день абориген не ушел, продолжив настороженное сидение на бревне. Когда за горизонтом скрылись последние солнечные лучи, он едва заметным жестом подозвал Женьку и, по-прежнему разглядывая горизонт, хрипло пробубнил:
«Я давно за тобой наблюдаю. Ты чужак в этих краях, и мне непонятно, чего ты задумал.»
На этом мужик решил закончить свое выступление, а Женька, утомившись от бесполезных ожиданий, мгновенно согласился с Хриплым.
«Я хочу уехать с этого чертового города, — признался он, забывая про осторожность, — только не знаю, как. Сюда я попал морем, но сейчас не могу воспользоваться той же дорогой…»
Абориген выслушал Женьку, поднялся, и сделал знак следовать за ним. Выбор у варвара был небольшой, и он послушно потянулся за хромым нордсвильцем. Тот шел неторопливо, но уже через пару десятков шагов обогнал Женьку на значительное расстояние. Запыхавшийся варвар только удивлялся способности местного передвигаться быстро и бесшумно, несмотря на больную ногу. Наконец, пройдя вдоль всего благоустроенного берега, они свернули к бухте, уходящей вглубь нависающих скал. Там, у обрывистого берега качался на волнах тот самый катер, безуспешно разыскиваемый Женькой на протяжении недели.
«Корабль не мой, — честно предупредил абориген, — но и ничей похоже. У местных спрашивал, никто толком ничего не сказал про владельцев. Видать, штормом прибило.»
Женька только присвистнул, в очередной раз поражаясь наивности местных граждан. Там, откуда сбежал Женька, давно бы присвоили бесхозную посудину, оформив левые документы, да еще бы выставили на продажу. Нордсвилец ловко перепрыгнул через наваленные горой прибрежные камни, и по-кошачьи, быстро и бесшумно, проскочил довольно опасный участок, отделяющий относительно ровный берег от импровизированного причала. Перекинув широкую доску на борт, абориген мигом очутился на палубе, вопросительно оглядываясь на своего неуклюжего спутника. Тот не мог продемонстрировать чудеса ловкости по причине весьма громоздкой одежки, невыгодно отличающейся от наряда самого аборигена. Нордсвилец был одет в широкую домотканую куртку, отороченную натуральным серым мехом, и широкие штаны из похожего материала. Женька, собрав в кучу все свое умение преодолевать препятствия, грузно перемахнул через каменную гору и, кое-как уцепившись за выступ, вскарабкался на крутой берег. Приложенные старания лишали его невеликих запасов энергии, и Женьке понадобилось некоторое время, восстановить утраченное. Нордсвилец терпеливо ждал, не спуская с Женьки внимательных глаз. Когда Женька все-таки попал на борт катера, абориген едва заметно выдохнул и принялся ловко подтягивать якорную цепь, не прилагая для этого значительных усилий.
«Куда ты собрался? — завершив манипуляции, поинтересовался нордсвилец»
Его речь была грубой, отрывистой, а голос будто выстудили северные соленые ветра, однако Женьке было приятно слышать в его интонации явную заинтересованность.
«Я хочу попасть на юг», —
«Зачем? — тут же отреагировал тот, — на юге можно нарваться на тварей, куда опаснее диких волков. Там, по рассказам, живут огромные желтые чудовища, с острыми когтями, способные растерзать жертву в считанные секунды»
Женька давно понял, что загадочные нордсвильцы измеряют опасность дикими тварями, и в данном случае речь идет вовсе не о преображенных. На столь разумное предостережение Женька только махнул рукой. Там, куда он собирался попасть, не водились желтые чудовища, в описании которых варвар без труда опознал не то львов, не то тигров. Нордсвилец странно усмехнулся, и уверенно зашагал в рубку, оставив Женьку одного. В поведении аборигена варвар видел много несоответствий. Из того, что стало известно ему о нравах и обычаях местных жителей, Женька делал вывод, что сложные технологии были недоступны горожанам, а самым замысловатым приспособлением, которым пользовались местные, можно было назвать печку, протапливаемую дровами. Ну и, возможно, какие-нибудь простые ткацкие станки, позволяющие создавать весьма неплохие предметы одежды. Откуда огромный нордсвилец осведомлен о способах управления сложной посудиной? О том, что навыки вождения не были для него загадкой, Женька понял, когда катер медленно, но уверенно отчалил от скал и вышел на открытое пространство. В какой-то момент в Женькину голову закралась мысль о группах реагирования, о подосланных шпионах, и о неминуемом наказании за проделки несдержанного брата. Мысль была здравая, но немного несвоевременная, поскольку назад дороги у Женьки не было. Катер бодро уходил от странного Нордсвилла, и очень скоро очертания берега слились с горизонтом. Суровый капитан больше не заводил душевных разговоров, настороженно вглядываясь в горизонт, и вгоняя Женьку в панику.
«Что я наделал?! — запоздало думал Женька, — наверняка, большая земля вычислила нахождение катера по приборам или ультразвуковым картам, и теперь научному сообществу нужно немного набраться терпения, чтобы предать справедливому суду несговорчивых коллег.»
Женька не рассматривал прегрешения одичавшего Тихона как отдельный вид преступления, и честно готовился нести наказание за них двоих.
Через несколько часов непрерывного хода впереди показались неясные контуры какого-то берега, больше напомнившего Женьке тот самый остров. Катер развернулся и, сменив курс, направился к суше.
«Отдохнем немного, — проговорил капитан, сбавляя ход и ставя посудину на якорь. — утром двинемся дальше. На юг, как ты и просил.»
Женька послушно кивнул, глядя, как в сотне метров проступают очертания берега.
«Что это за место? — поинтересовался Женька, чтобы разбавить гнетущее молчание, — это остров?»
«Карты говорят, что остров, — охотно согласился капитан, — но это всего лишь отмель, она необитаема, нет причин знакомиться с ней ближе»
Речь нордсвильца неуловимо изменилась, оставив прежним только хриплый негромкий голос. От наигранной неотесанной простоты произношения не осталось и следа, а лексикон пополнился весьма современными терминами и понятиями.
«Кто вы такой? — не удержался Женька, устав строить предположения, — откуда так хорошо знаете морское дело?»
Капитан только мотнул головой, решив оставить Женькин интерес без внимания. На ночь Женька спустился в тесную каюту, оставляя немногословного попутчика заниматься своими делами. К слову, тот просидел в рубке до рассвета, не меняя позы, и когда с первыми солнечными лучами, Женька пришел пожелать ему доброго утра, капитан неловко встряхнулся, возвращаясь к действительности.
«Приветствую», — прохрипел он и снова погрузился в раздумья.
На третий день пути капитан позвал Женьку в рубку и равнодушно познакомил пассажира с нерадостными перспективами.
«До южных краев нам не дойти, — прохрипел он, — топливо заканчивается, ровно, как и запасы харчей. Придется искать новое место стоянки.»
Запасы харчей представляли собой остатки концентрата, и никак не напоминали нордсвильские разносолы, однако невзыскательного капитана не тревожило скучное однообразие. Он, казалось, и вовсе был равнодушен к пище. За все время хода Женька ни разу не видел, чтобы его попутчик чем-то питался, спал, или как-то проявлял бытовую активность. Он вообще не покидал рубку, вызывая у хозяйственного и аккуратного Женьки множество вопросов.