Лекарь
Шрифт:
«Кто вы такой? — снова не выдержал Женька, поднявшись как-то к капитану. — вы же не нордсвилец, так?»
«Так, — сразу же согласился капитан, — разумеется, я не нордсвилец. Мне показалось, ты сразу это понял.»
«Тогда кто ты?»
«Ох, Женька… — невесело рассмеялся капитан, а Женькино сердце пропустило удар, — ты всегда был чрезмерно наблюдательным. Теряешь хватку, приятель.»
Капитан немного помолчал, а потом продолжил, не отрываясь от созерцания бурлящих волн за бортом.
«В тот вечер, когда я выкинул тебя из охотничьей сторожки, опасаясь за свою несдержанность, я внезапно понял, что совершил непростительную ошибку. Я спасал тебя от своей внутренней звериной сущности, тут же подвергая другой опасности. Я совершенно забыл про голодные
«Ты поправишься, — машинально проговорил Женька, пытаясь осознать услышанное, — обязательно.»
Глава 21.
Поделившись с Женькой своей невеселой историей, я теперь отчаянно жалел о своем порыве. В мои первоначальные планы входило сохранить инкогнито так долго, насколько это было возможно, и в идеале никогда не раскрывать свою тайну никому. Даже Женьке. Особенно Женьке. Мне без труда удалось провести недалеких жителей провинциального Нордсвилла. Они поверили в мои обстоятельные рассказы о долгих скитаниях в чужих землях по торговым делам и, в свою очередь, поделились со мной шокирующей историей о пришлом колдуне, спалившем полгорода и уничтожившим мирное население в радиусе десяти километров. В их приукрашенной версии я с трудом опознал в герое самого себя, настолько художественно было преподнесено исполнение. Ободрившись успехом, я стал увереннее перемещаться по улицам, но всегда продолжал придерживаться правила не лезть на глаза без особой нужды. Отточив мастерство перевоплощения на наивных нордсвильцах, я искренне рассчитывал сохранить личину торговца-отшельника до возвращения к цивилизованным краям, и возможно, остаться им до конца времен. Однако, Женькино неуемное любопытство, выражавшееся больше в мимике, чем в озвученных вопросах, не оставило мне шансов. Узнав неприглядную правду о любимом брате, Женька замкнулся, и старательно сохранял дистанцию, внимательно отслеживая любое изменение в моем настроении. Я, к счастью, больше не замечал в себе пугающих порывов, ограничиваясь привычным сдержанным недовольством в самых редких случаях. То, что я рассказал Женьке про запасы топлива и провизии, было истиной. Нам негде было пополнить стремительно опустошающиеся топливные баки и коробки с чудовищным концентратом. Патриархальный Нордсвилл остался далеко позади, а в современных условиях топливная заправка требовала множество формальных процедур, подтягивающих за собой неудобные вопросы.
Мы барахтались в суровых северных волнах, подыскивая себе очередной приют, однако видимое глазу пространство, как, впрочем,
«Все нормально, — в который раз отзывался я на его появление, — со мной все в порядке. Я чувствую себя человеком.»
Однако эти бодрые уверения немного грешили против истины. Человеком я себя давно уже не чувствовал. Убийцей — да. Вором — само собой. Уродливой нечистью — разумеется. Всем, чем угодно, кроме человека. И Женька каким-то образом понимал это, улавливая мое состояние одному ему известным способом.
На пятый день наших странствий удача усмехнулась нам двоим и указала на маленький клочок суши, робко обозначившийся впереди.
«Тихон, — беспокойно бормотал Женька, тыча рукой в темнеющую полоску, — рули туда. Может нам повезет, и там нас тоже встретят домашними пирогами!»
Нам не повезло, и пирогами нас никто встречать не собирался. Мало того, неясные очертания пустынного берега никак не желали раскрывать гостеприимные объятия нашей уставшей посудине. Мы сделали несколько кругов вдоль побережья, рассчитывая обнаружить порт или на крайний случай, какую-нибудь пристань. Однако неровная полоса продолжала оставаться дикой и необитаемой.
«Все к лучшему, Тихон, — проговорил Женька, окончательно убедившись в заброшенности побережья, — возможно, мы лишились домашних разносолов, но и группы реагирования тоже не заинтересовались нашим прибытием»
Я бросил якорь в возможной доступности от берега и предложил Женьке обследовать территорию. Пока я изображал в Нордсвилле торгового скитальца, мне удалось раздобыть крохотную лодчонку, выдолбленную из цельного куска дерева твердых пород. Лодочка вмещала одного не слишком крупного пассажира и предназначалась для частных нужд, однако я приспособил ее как плав. средство и включил в спасательное оборудование катера. Усадив слабо сопротивляющегося Женьку в довольно крепкую лодку, я воспользовался преимуществом дикой твари и добрался до берега вплавь, совершенно не ощущая холода.
Берег казался необитаемым только на первый взгляд. Спустя пару километров вглубь побережья мы натолкнулись на весьма современное здание, напоминающее обычный жилой многоквартирный дом. Огороженная территория двора и очертания припаркованных автомобилей только подтвердили возникшую теорию, и вызвали на Женькиной рожице гримасу сожаления.
«Нам не повезло дважды, Тихон, — пробормотал он, кивая на вполне современную архитектуру, — тут живут люди, а значит им наверняка знакомы текущие события. Придется рискнуть.»
Я на всякий случай проверил свой опознавательный чип, и плотнее просунул уродливые лапы в глубокие карманы. С недавних пор я пользовался толстыми перчатками из натуральной кожи, украденными мной с нордсвильского рынка. Однако в нынешних условиях такая непозволительная роскошь могла бы вызвать много вопросов. Вряд ли мы вновь попали в сказочный город, где все еще знают, что такое натуральные продукты.
В сказочный город мы не попали, поскольку невдалеке зазвучали знакомые команды пресловутых групп реагирования. Женька метнулся в какую-то подворотню и, прижавшись к стене, шумно вздохнул.
«Тихон, — проговорил Женька, в замешательстве оглядываясь по сторонам, — как ты думаешь, может все же будет лучше нам вернуться в Нордсвилл? Чем бы он не был. Там, во всяком случае, уничтожают только диких волков»
«Колдунов они там тоже уничтожают, — с сожалением констатировал я, — и что-то подсказывает мне, что милый Нордсвилл мы с тобой уже не отыщем. На картах он не обозначен, да и в целом кажется ненастоящим. Мы снова ошиблись, сбежав оттуда. Ничего не поделаешь, Женя. Покойный Захар убеждал тебя в полном и безоговорочном искоренении вселенского зла. Эпидемия идет на убыль. Тварей больше нет.»