Лекарки тоже воюют 2
Шрифт:
Син
Я вдыхала родной запах и наслаждалась теплом дорогих моему сердцу рук.
– Ты обещала маме больше не проделывать такие фокусы, - насмешливо журил меня папа, нежно целуя в макушку.
– Это не я, это разведчики! – задрав голову и счастливо улыбаясь, оправдывалась я.
– Ребенок, но мы-то с тобой точно знаем, благодаря чьим манипуляциям парни закинули тебя ко мне, - легко разгадав мой коварный план, рассмеялся отец. – Они жутко расстроятся, когда узнают, что были всего лишь послушными марионетками в твоих руках.
– Если хочешь, я им ничего не
– Я всегда знал, что воспитал очень добрую и отзывчивую дочь, - нежно улыбаясь, нахваливал он меня. – Хоть и не лишенную очаровательного коварства.
Засмущавшись от папиных комплиментов, я чуть подпрыгнула и поцеловала его в щеку. Затем мы подошли к краю скалы и уселись, свесив ноги в пропасть, как не раз проделывали когда-то давно, до войны. Страх высоты привычно щекотал пятки, пробуждая детские воспоминания.
– Как там наша мама? – немного помолчав, спросил папа глухим голосом.
– Пытается быть счастливой без тебя, - честно ответила я.
– Получается?
Я повернулась к отцу, внимательно рассматривая и впечатывая в память его лицо. Он не смотрел на меня, его печальный взгляд был устремлен вглубь стены облаков, что надежно скрывала нас от парней.
– Мама очень старается! Она же дала тебе честное слово, что после твоей смерти попытается стать счастливой! – с трудом сдерживая слезы, хрипло ответила я.
Отец достал из кармана сигареты и захлопал по штанам ладонью в поисках зажигалки. Я тут же сунула руку в карман курточки и, достав из него свою, протянула папе.
– Ты все-таки сохранила ее! – рассматривая поданную мною зажигалку, усмехнулся отец.
– Не смогла найти в себе силы, чтобы расстаться с ней, - пожав плечами, призналась я. – Это единственное, что осталось у меня на память о тебе.
Отец молча прикурил, затем вернул зажигалку, которую я тут же бережно убрала в карман, и обнял меня за плечи.
– Что ты думаешь о новом муже нашей мамы? – деловито спросил он.
– Он хороший человек, только проблемный. Недавно Контера пытались убить, а мы не знаем почему. Версии, связанные с меркантильностью и завистью, кажутся нам с мамой малоправдоподобными, но других мы пока не видим, - рассказала я.
– А кто такой этот Контер?
– Генерал туринской армии! – пояснила я.
– Ребенок, ты мне еще все его титулы начни перечислять! – опять пожурил меня отец.
– Тогда я пока не очень понимаю, о чем ты спрашиваешь, - растерялась я, лихорадочно пытаясь сообразить, куда клонит папа.
– Твоя мама - одна из самых сильных и талантливых лекарок, которых я встречал в своей жизни, выбрала его в мужья, - поцеловав меня, словно маленькую, в нос и нежа в объятиях, терпеливо объяснял он. – Что она в нем такого особенного, если не увидела, то почувствовала, раз ответила согласием на его предложение руки и сердца?
Интересный вопрос! Есть, о чем задуматься! И я глубоко ушла в размышления, уютно устроившись в папиных руках.
– Ребенок,
– Я еще вернусь, - шепнула я, крепко обнимая его за шею.
– Не торопитесь, - на прощание пристально рассматривая мое лицо, попросил он. – Я вас обязательно дождусь, и неважно, сколько это займет времени!
Я не посмела ему перечить, но если бы сказала то, что он хотел от меня услышать, то соврала бы, поэтому ограничилась лишь кивком.
Встав на ноги, я отошла от обрыва, но прежде чем развеять стену из облаков, решила удовлетворить свое любопытство:
– Папа, ты сказал мама – одна из самых сильных и талантливых лекарок, каких ты встречал в жизни. А кто тогда остальные?
– Твоя бабушка и ТЫ! – его веселый смех, словно музыка, звучал в моих ушах, когда я разбежалась и прыгнула с обрыва скалы, покидая скрывавшую меня стену из непроницаемых облаков.
Явуз
Отец с мачехой следовали за мной быстрым шагом. Я на ходу пытался им объяснить произошедшее, но получалось у меня это отвратительно: постоянно сбивался и запинался. Единственная фраза, которую мог внятно произнести была: «Быстрее, Син очень больно!»
Данейра следовала за мной молча, вопросов не задавала, лишь иногда прикрывала рот ладошкой, борясь с зевотой. Столь откровенно равнодушное отношение матери, которой посреди ночи сообщили, что ее дочь потеряла сознание и не приходит в себя, а лишь дергается и стонет от боли, вызывало у меня недоумение. Но размышлять об этом не было времени. Страх за жизнь малышки гнал меня в подвал. В зал, где мы проводили допрос Син, я вбежал первым и сразу увидел, что в состоянии мелкой не произошло никаких изменений: лежа в неестественной позе, она продолжала надрывно хрипеть. Оглянувшись назад, я уже в который раз поторопил ее мать:
– Быстрее, госпожа Данейра, Син больно!
Мачеха наконец-то ускорилась и вошла в зал.
– Ребенок, прости, что нарушаю ваши игры, но Явуз совершенно не дает нам с Контером спать! И мальчик выглядит таким напуганным, что я уже начала беспокоиться за его душевное здоровье, - извиняющимся тоном обратилась она к малышке.
– Ничего страшного, мам. Я уже и сама собиралась заканчивать забаву, - слабым голосом ответила мелкая зараза и медленно, будто преодолевая боль, поднялась с матов.
Син поправила на себе чуть помявшуюся пижамку, при этом с ее бледного лица не сходила милая улыбка. Мы с парнями остолбенели, слушая самый странный диалог в нашей жизни. То есть, следуя за мной, лекарка спешила спасать не свою умиравшую от наших «пыток» дочь, а меня с парнями от игр своего расхулиганившегося детеныша?! Я перевел взгляд на отца, тот лишь пожал плечами, давая понять, что так же, как и мы, не владеет ситуацией.
– Ребенок, ты только посмотри на них! Бледные, руки трясутся! Разве можно так жестоко обходиться с мальчиками? – заботливо осматривая каждого из нас, выговаривала госпожа Данейра малолетке, которая, хитро прищурившись, следила за нами.
– Саймон, дорогой, у тебя сегодня успокоительного на вас всех хватит? Или мне поделиться своими запасами?