Лекарство для двоих
Шрифт:
Пальцы Лейси угрожающе сжались в кулаки, она вся подобралась от злости… злости, которая была направлена не только на одного Льюиса.
Джессика – ее дочь, ее ребенок. Льюис не участвовал в ее воспитании… не жил ее жизнью.
В ужасе от своей реакции на новость, Лейси прошла на кухню. Это ревность, признала она. Она ревнует Джессику к отцу.
Ее охватила такая слабость, что пришлось сесть. Собственное тело казалось хрупким, опустошенным сосудом, в котором уже не осталось сил для жизни.
Как
Во рту появился горький привкус. О чем она думает, что делает? Ей были отвратительны черты, которые сейчас вдруг начали в ней проявляться; отвратительна пропасть, что вдруг разверзлась у ее ног.
В прихожей висело зеркало. Лейси поймала себя на том, что направляется к нему, замирает напротив и вглядывается в свое отражение, как будто ищет там свидетельства ужаса, стиснувшего ее сердце, свидетельства уродливых качеств, которые так внезапно проявились в ней.
Как она может испытывать подобные чувства – ведь она всегда поощряла самостоятельность Джессики, не старалась привязывать к себе дочь, спекулируя на материнской любви, искренне радовалась, что Джессика сама выбирает себе друзей и живет своей жизнью.
Как часто друзья хвалили ее за то, что она избежала обычной для родителей-одиночек ловушки и не позволила Джессике вырасти слишком зависимой от своей матери.
И вот пожалуйста, она страдает от ревности, подозрений и одиночества только потому, что Джессика встретилась с Льюисом.
Льюис. Острая как нож боль шевельнулась глубоко в ее душе, ощущение величайшей скорби, убежденность в том, что, как бы ее это ни ранило, отец и дочь обязательнодолжны были встретиться… поговорить… узнать друг друга…
Лейси никогда не скрывала от Джессики, что развод причинил ей невыносимую боль, но в то же время она никогда не пыталась и очернить Льюиса в глазах дочери.
Бывает, что любовь уходит, мягко объясняла она, когда Джессика была еще слишком мала, чтобы разобраться в сложности отношений взрослых, и спрашивала, почему у нее нет папы.
Позже, подростком, Джессика настаивала на том, что знать ничего не хочет об отце. Неужели она лгала… лгала, чтобы не обидеть мать?..
Разве Лейси сама в глубине души не считала вполне естественным, что Джессика начнет интересоваться своим отцом? Возможно, она сдерживала любопытство – из любви к матери, из боязни обидеть ее. Но теперь, когда Джессике надо было как можно больше узнать о наследственном заболевании, у нее появилось идеальное оправдание… идеальная причина для встречи с отцом.
Лейси попыталась поставить себя на место Джессики и вынуждена была признать, что, появись внезапно ее собственный отец на пороге ее дома, она не смогла бы устоять против искушения поговорить с ним.
Нет; вся вина, вся ответственность лежит не на Джессике,
Он не собирается становиться между матерью и дочерью – так он сказал. Когда же он передумал – или он ей просто-напросто врал? А она, легковерная дурочка, какой всегда была, снова поверила ему!
Где они сейчас?.. Что он сказал Джессике? Вдруг он сказал что-нибудь обидное… испугал ее… убедил последовать собственному примеру и навсегда отказаться от радости материнства…
Лейси вдруг обнаружила, что заламывает руки едва ли не в истерике, чересчур уж дав волю своим страхам.
Зазвонил телефон. Она схватила трубку, но это был всего лишь Иэн, который хотел подтвердить, что для обследования Джессики все готово.
– Вполне возможно, что она и не унаследовала болезненный ген, – мягко проговорил он. – Но лучше, конечно, знать наверняка.
Лейси, разумеется, пришлось перед тем объяснить ему всю ситуацию. До этого он ничего не знал о ее прошлом, кроме того, что она в разводе. Лейси очень не хотела, чтобы ее жалели, и потому не рассказывала правду о себе.
– Я подумал… может быть, ты сегодня свободна, – неуверенно добавил Иэн. – Недалеко открылся новый ресторан…
– Извини, Иэн, но вечером я жду звонка от Джессики, – перебила его Лейси.
– Что ж, в другой раз.
Кладя трубку на рычаг, Лейси упрекала себя в несправедливости к нему – а быть может, и к себе самой. Он такой добрый, такой милый человек; тот тип мужчины, за которого многие женщины с радостью вышли бы замуж. Так почему же она не в состоянии испытывать к нему ничего, кроме дружеской симпатии?
В сексуальном отношении он ее совершенно не интересует. Да и никто не интересует.
Никто. Снова острая как нож боль полоснула по сердцу. Она лгала себе, и знала это. Ей стоило лишь взглянуть на Льюиса, чтобы проснулось ее былое влечение к нему… тоска по нему…
Лейси поражала сила этой тоски, ее саднящая, иссушающая глубина. Тоска была сильнее логики или реальности, сильнее чувства самосохранения, сильнее разума.
Ожидая звонка от Джессики, Лейси твердо решила, что ни слова не скажет о Льюисе. Не обнаружит ревности и горечи, не накинется на дочь с обвинениями. Нужно постараться увидеть всю ситуацию глазами Джессики, нельзя забывать, что Льюис – ее отец и что новость…
Чего она, в конце концов, так испугалась? Что одинаковое заболевание свяжет их узами таких отношений, в которых ей самой не будет места? Что Джессика оттолкнет ее и повернется к отцу, разделяя с ним свои страхи и сомнения?
В восемь телефон снова зазвонил, и теперь это была Джессика.
– Прости, что не позвонила раньше, мамочка.
На самом ли деле ее голос звучит как-то по-другому, более сдержанно, или же Лейси ищет проблемы там, где их нет и в помине? Может, я просто излишне подозрительна к мелочам, думала Лейси, стараясь, чтобы ее ответ прозвучал как можно более естественно и привычно.