Лекарство от любви
Шрифт:
Так или иначе, имперские власти слишком переоценили свой коварный план и теперь пожинали плоды своей самоуверенности. Кай находил забавным, что рубеж между районами спланированного отступления и хаотического бегства в точности совпал с границей между провинциями. Само собой, каждой из них управлял свой губернатор, но неужели имперцы думали, что и магия Изольды действует в соответствии с административными границами? Что жителей Хельбиргена надо уводить всех поголовно, а их соседи, живущие на полмили дальше, столь же поголовно в безопасности? Неужели имперские власти не догадались хотя бы напрямую подчинить все операции центральному командованию — кто бы там ни играл сейчас роль такового, военные или маги — а не спускать приказы по привычной бюрократической лестнице, на которой ни один чиновник не захочет — да и не сможет! — брать на себя ответственность за пределами собственной ступеньки? Они слишком привыкли к одним и тем же схемам, не меняющимся уже триста лет, и не способны отступить от них даже под угрозой гибели всей системы…
Или все-таки не стоит списывать их со счетов раньше времени?
В первом же селении за пределами Хельбиргена победоносную
Самой Армии Любви голод не грозил, несмотря на быстро тающие запасы провизии в обозе — она имела самый надежный тыл в истории. Но необходимость дожидаться подвоза провизии из тыла, несомненно, должна была вскоре замедлить продвижение. Изольду это не то чтобы смущало, но она понадеялась, что приказ об эвакуации и уничтожении всех припасов касается только населенных пунктов, расположенных вдоль дороги, ведущей на столицу. Однако быстро выяснилось, что Империя драпает от надвигающейся угрозы максимально широким фронтом. Летучим отрядам разведчиков за сутки не удалось нащупать его границы ни слева, ни справа. Повсюду, куда они могли доскакать за это время, их встречали лишь мертвые села и города, сожженные амбары, залитые известью и нечистотами погреба, гниющие трупы животных… а кое-где уже и людей, зарубленных или вздернутых на ближайшем суку или собственных воротах в назидание строптивцам, не желавшим покидать свои служившие многим поколениям дома.
На следующий день после того, как разведчики возвратились с этими известиями, Армия Любви впервые наткнулась на разрушенный мост. Мост был каменный, добротный, сделанный на века, как и все в Империи, и разрушить его за пару дней без помощи магии было непростой задачей. Тем не менее, с ней, судя по всему, справились обычные каменотесы; конечно, снести весь мост им было не по силам, но они обрушили центральный пролет. Впрочем, их титанический труд пропал впустую: армия без особых проблем переправилась через брод двумя милями выше по течению.
В тот же день похолодало и зарядили дожди. Что не выглядело необычным для осени, но и Изольда, и Кай сомневались в их естественной природе. Точнее, как полагала Изольда, лучше разбиравшаяся в таких вещах, нудный осенний дождь, начавшийся почти сразу после того, как арьергард перебрался через реку, вполне мог быть и естественным природным отголоском магических ливней где-то на севере, там, где брали начало все крупные реки в этой части континента. Во всяком случая, это было бы резонной тактикой со стороны Светлых: с одной стороны, маг, занимающийся погодным колдовством далеко на севере, находился в большей безопасности, чем в прифронтовой зоне, с другой — мог причинить и больший урон. Сами по себе дожди не могли особенно замедлить продвижение Армии Любви, которую прекрасная мощеная имперская дорога избавляла от перспективы завязнуть в грязи; конечно, такая погода не повышала боевого духа, но с мотивацией у войска, в буквальном смысле влюбленного в свою командующую, тоже все было в порядке. Для того же, чтобы устроить по-настоящему опасное бедствие типа урагана, смерча, града с куриное яйцо или грозы, прицельно разящей бойцов молниями, вражескому магу пришлось бы подобраться к Изольде на опасно близкое для него расстояние. Однако сильные ливни на безопасном севере могли аукнуться не только затяжными дождями южнее, но и, главное, наводнениями на реках, способными если не снести еще стоящие прочные каменные мосты, то уж во всяком случае сделать невозможной переправу вброд. Само собой, от подобных наводнений серьезно пострадали бы прибрежные селения и города — и не только уже выселенные, но и находившиеся выше и ниже по течению — но это Светлых теперь уже вряд ли волновало.
Действительно, на следующее утро вынырнувшие из туманной сырости разведчики доложили, что впереди очередной разрушенный мост (причем от этого осталась лишь пара быков, торчавших из воды на середине реки), и на сей раз брод отыскать не удалось. Инженерным подразделениям Изольды пришлось, наконец, приступить к делу, и продвижение армии впервые было остановлено на целый день. Дождь продолжал лить на протяжении всего этого дня, и вода в реке постепенно прибывала, словно соревнуясь с инженерами и отряженными им в помощь солдатами, тянувшими переправу из досок и бревен (на которые разбирали дома ближайшего села, все равно уже, разумеется, покинутого).
В тот же день Армия Любви пополнилась первыми перебежчиками. Первые из них были, впрочем, не перебежчиками в точном смысле — хотя имперские власти, несомненно, назвали бы их именно так; это были всего лишь мирные жители, которым удалось-таки спрятаться от принудительной эвакуации. После того, как имперские солдаты ушли, они не могли вернуться в свои дома — отчасти из страха, что имперцы еще нагрянут с контрольным рейдом, отчасти потому, что в их городах и селах не осталось съестных припасов, а то и домов с уцелевшими окнами и дверями — и скрывались по лесам или бродили по опустошенным землям в поисках еды. Некоторые рылись в огородах выселенных деревень в поисках уцелевших съедобных кореньев или собирали грибы и ягоды, другие рыбачили или даже охотились с луком и стрелами на дичь; кому-то удавалось поймать разбежавшихся во время торопливого избиения домашних животных. Теперь, когда Армия Любви целый день стояла на одном месте, эти люди (уже, конечно же, накрытые влиянием Изольды) стягивались к ней с разных сторон, словно влекомые магнитом. Кай удовлетворенно отметил про себя, что они не столь уж безнадежны, раз, во-первых, нашли в себе смелость не подчиниться приказу даже с риском для жизни, а во-вторых, не только сумели спрятаться от солдат, но и не растерялись потом, вырванные из привычного многим поколениям уклада. Окончательно погрязнуть в несвойственном Каю оптимизме мешали два факта: во-первых, таких людей были все-таки считанные единицы (из многих тысяч безропотно подчинившихся эвакуации), а во-вторых и в-главных, они сделали это не ради идеалов свободы и разума, а для того, чтобы стать рабами любви. Впрочем, кое-кто из них, очевидно, остался не ради Изольды, а просто из чувства протеста и злости по отношению к тем, кто выгонял их из родных домов и уничтожал все плоды их нелегкого крестьянского труда…
Но вечером, когда шаткие плавучие мостки из бревен и досок дотянулись, наконец, до другого берега, переправившиеся первыми разведчики столкнулись с настоящими перебежчиками — солдатами, дезертировавшими из имперской армии. Те прибыли не поодиночке и не разрозненной толпой, а организованным конным отрядом численностью в две дюжины (до полноценного взвода не хватало третьей) под командованием совсем юного корнета и старого капрала. Как корнет вскоре рассказал Изольде (краснея и слегка заикаясь от волнения), он был направлен со своим взводом обеспечивать эвакуацию одной из деревень к северу от дороги; это была его первая «боевая» миссия, от которой он, впрочем, никаких боевых действий не ожидал, полагая, что его задача — всего лишь помочь местным жителям. Однако жители категорически не желали бросать свои дома и имущество, а также мириться с уничтожением провианта и скота. В солдат полетели камни и комья земли, кто-то бросился на кавалеристов с вилами и ранил одну из лошадей. Тогда ротмистр, командовавший всей операцией, приказал рубить бунтовщиков без пощады и жечь дома — причем под бунтовщиками при этом понимались все селяне от мала до велика. Возмущенный жестокостью этого приказа, корнет отказался его выполнять. Тогда ротмистр велел солдатам арестовать изменника; возникла стычка, в которой часть взвода корнета, включая старого капрала (выходца из такой же деревни), встала на сторону своего командира, но силы были неравны, неполным двум дюжинам противостояло втрое больше солдат, и предотвратить экзекуцию крестьян не было никакой возможности. Корнет, пожалуй, и сложил бы голову в неравной схватке, но капрал, оценив расклад и наплевав на субординацию, велел ему и его людям скакать на запад. Схватка вышла короткой и не особенно кровавой, бунтовщики потеряли троих, но к ним примкнули еще трое из других взводов; часть крестьян успела разбежаться, пока солдаты выясняли отношения друг с другом, и ротмистр велел прекратить преследование перебежчиков и вернуться к главной задачи — уничтожению деревни. С тех пор — прошло неполных два дня — мятежный отряд ехал навстречу Изольде по опустошенной стране. Точнее говоря, сперва они выехали к реке выше по течению — мосты там тоже были разрушены — а затем повернули к югу. Пару раз они замечали вдали других людей, также оставшихся вопреки приказам, но те, завидя солдат, убегали и прятались, не слушая призывов «мы — свои!» — в чем их, конечно, трудно было упрекнуть.
Арьергард Армии Любви переправлялся уже в темноте, под непрекращающимся дождем. Ждать до утра было опасно — продолжающая прибывать вода могла снести хлипкие плавучие мостки. Переправа прошла, в общем, успешно. В воду свалились двое солдат и одна навьюченная лошадь. Одного солдата успели вытащить, второй утонул, увлеченный на дно тяжестью кирасы (очевидно ненужной в этом походе, но если армия не только не встречает противника, но и совершает марш не в полном вооружении, разве она будет чувствовать себя армией?)
На следующий день движущееся под дождем войско столкнулось с новым сюрпризом — настолько неожиданным, что Изольда рассмеялась, услышав доклад головного дозора. Хотя на самом деле смеяться было не над чем.
Дорога впереди исчезла. Прекрасная мощеная имперская дорога обрывалась в сотне ярдов впереди, превращаясь в заполненную жидкой грязью канаву. Все ее камни — и обычные, и зачарованные, хранившие путников от опасности — были выкорчеваны и, очевидно, увезены на телегах. Сколько миль дороги было разобрано таким образом? Десятки? Может, сотни? Сколько телег и работников понадобилось, чтобы сделать это за считанные дни?